– Нет, – сказал я. – Но как ты обработаешь избирателей?
– Половина, как обычно, вообще не станет голосовать. Кто-то будет голосовать за нашего Смита просто потому, что это забавно, и таких найдется много. Кто-то вообще не обратит внимания на сущность Смита, намеренно отдаст предпочтение неизвестному, потому что широко известные кандидаты давно уже не вызывают доверия. Наконец, все Смиты страны будут голосовать за своего однофамильца, если их соответствующим образом обработать. Итак, я уверен в нашем кандидате!
Так это было тогда. Потом я слышал краем уха, что Кэл в самом деле начал с кучкой соратников «предвыборную кампанию», но не придал этому особого значения, а там и вовсе забыл. Выходит, они не остановились и пошли до конца. Кто мог подумать, что избирателям окажется настолько все равно?! Я вернул Стэндишу газеты.
– Так, – сказал он. – Теперь эти четверо, находящихся в одном помещении с президентом… Вы их знаете, мистер Джордан?
– Конечно, – сказал я. – Дак, Лола, Флип и Хоб.
Стэндиш щелкнул пальцами, и Бак принялся с нечеловеческой быстротой барабанить по клавишам. Это длилось долго, лицо у него все больше вытягивалось, компьютер жалобно мяукнул, потянуло горелым, и Бак с ужасом воскликнул:
– Дик, у меня ничего на них нет! Абсолютно не проверенные!
– Мистер Джордан, немедленно попросите Президента покинуть помещение! – Быстро сказал Стэндиш. – Не стоит рисковать – четверо непроверенных… Энди, Мак, обыскать этих типов!
Я открыл сетчатую дверцу, и Президент тут же вылез – он любил знакомиться с новыми людьми. Охранники привычно сомкнулись вокруг него, косясь на окружающих. Энди и Мак, квадратные здоровяки в темных очках, нырнули в вольер, и там немедленно начался бедлам. Дак не выносит щекотки, Флип терпеть не может таких вот наглых визитеров, Лола, хотя и поколачивает супруга, считает своим долгом защищать его от посторонних, а Хоб обожает суматоху и возню. Суматохи хватало. Энди с Маком пришлось нелегко – по клетке летала банановая кожура, обрывки галстуков и обломки темных очков. Стэндишу пришлось бросить на помощь еще троих детективов и полдюжины полицейских, тогда только после недолгого и шумного сражения четверо непроверенных были загнаны в угол, скручены и обысканы. Ровным счетом ничего компрометирующего при них не нашли, но на всякий случай конфисковали бамбуковую палку. Как любезно объяснил мне Стэндиш, когда-то очень давно путешествующего по Японии наследника русского престола огрели по голове именно бамбуковой палкой, а секретная служба, да будет мне известно, тщательно исследует и анализирует все имевшие место когда-либо покушения на высокопоставленных особ, начиная от Древнего Шумера и до наших дней.
– Послушайте, Стэндиш, – сказал я. – Вам это не кажется странным? Нисколечко?
– Что именно, мистер Джордан?
– То, что Президент, как бы это выразиться… не вполне соответствует нашему представлению о…
– Вы считаете, что я недобросовестно выполняю свои служебные обязанности?
– Упаси бог, вовсе нет. Просто… Вам не кажется странным, что это – Президент?
– Мне платят деньги не за рассуждения, мистер Джордан. На моем посту я не обязан думать, вернее, должен думать только о том, как охранять Президента. А в том, что это – Президент, нет никаких сомнений. Он избран волеизъявлением народа, в результате демократических выборов. Ни один закон не нарушен, и Джозеф Смит официально является Президентом страны.
А ведь он прав, подумал я, с точки зрения юриспруденции он абсолютно прав. У нас есть масса курьезных, но до сих пор так и не отмененных законов, запрещающих солить огурцы в деловой части города, продавать змей на улицах, стрелять зайцев из окон трамваев, купать двух младенцев в одной ванночке и колотить жену палкой толще установленного диаметра [2]. Всех этих законов не могут знать даже самые опытные юристы, однако я уверен, что даже при нашем сонме законов никому не пришло в голову издать закон, запрещающий избирать Президентом шимпанзе. Конечно, автоматически подразумевается, что президентом будет человек, но «автоматически подразумевается» – не аргумент для юристов, признающих лишь написанное на бумаге.
Так что закон не закрывает обезьянам дорогу к президентскому креслу. Джозеф Смит не менее законный президент, нежели сорок один его предшественник. Стэндиш абсолютно прав, и все наши возражения носят сугубо эмоциональный характер, а в судейском зале нет места эмоциям, там царит математическая строгость формулировок. Конечно, Калигула был самодуром и деспотом, но вряд ли в римском праве имелась статья, запрещавшая возводить коней в звание сенатора…
К нам подошел Президент, уже одетый в лучший костюм от братьев Крукс, белоснежную сорочку с галстуком-бабочкой и лакированные штиблеты. Отбросив все сомнения, я взял его под руку, и мы осторожно двинулись навстречу ворвавшейся в ворота толпе репортеров…
От издателя
К сожалению, часть записок, рассказывающая об инаугурации, находилась в ужасном состоянии, и, несмотря на все усилия, восстановить ее не удалось. Поддалось расшифровке лишь упоминание о скоплении почетных гостей, артиллерийском салюте и прекрасной погоде. Инцидент с роскошной шляпкой жены гаитянского посла остается неразгаданным – кто именно содрал с супруги дипломата шляпку и взобрался с ней на вершину флагштока, где просидел полчаса, так и осталось неизвестным. Это мог быть и Президент, но ничего определенного сказать нельзя…
Веленевая бумага с эмблемой президентской канцелярии
…итак, если не считать инаугурации, это было первое появление Президента в обществе. И общество было впечатляющим. Среди приглашенных – дипломатический корпус в полном составе, племянник английской королевы, несколько нефтяных шейхов, известный итальянский кинорежиссер, двадцать восемь миллионеров, рок-ансамбль «Ревущие флейты» в полном составе (семеро музыкантов и шестнадцать их жен), восемь епископов, три солиднейших обозревателя, четырнадцать делегатов мафии, сто семьдесят девять представителей светского общества обоего пола, четыре лауреата Нобелевской премии, недавно свергнутый африканский король… Список приглашенных я дочитал до половины и бросил. На душе скребли кошки – близкий контакт Президента с таким количеством мог кончиться плачевно и для нас, и для него.
В этот тягостный для меня момент вошел Стэндиш, и я позавидовал его лицу, такому восхитительно непроницаемому. Я хотел поделиться с ним своими опасениями, но не нашел слов – меня удивил его вид. Он был в смокинге, на лацкане которого поблескивал новенький крест Золотого Орла, но бос. Даже без носков. Прежде чем я успел открыть рот, он заговорил первым:
