12 апреля. Сегодня утром ко мне нежданно нагрянул странный посетитель. Это был застенчивый болезненный человек лет сорока, рабочий, отец троих детей. Он хотел продать мне часть своих талонов на жизнь, чтобы как-нибудь прокормить семью. Жена его тоже хворает, он ослабел от лишений, тяжелый труд ему непосилен, а заработка едва хватает на то, чтобы семья не умерла с голоду.
Его предложение привело меня в замешательство. Я почувствовал себя людоедом из сказки, одним из тех мифологических чудовищ, которым приносили дань человечиной. Неловко извинившись, я отказался от его талонов и дал ему немного денег. Но он, сознавая величие приносимой жертвы, не захотел принять их, не заплатив хотя бы днем своей жизни. Не сумел переубедить его и кончил тем, что взял у него один талой. Когда рабочий ушел, засунул талон в ящик, твердо решив не пользоваться им. Этот день жизни, отнятый у ближнего своего, все равно не доставил мне радости.
14 апреля. В метро встретил Малефруа. Он сообщил мне, что декрет уже дает положительные результаты. Состоятельные люди ограничены в своих возможностях, и черный рынок потерял основных потребителей. Вздутые цены заметно снизились. В высоких сферах утверждают, что с этой язвой вскоре будет покончено навсегда.
- Население и теперь уже снабжается лучше, - сказал Малефруа. Посмотрите, как расцвели парижане!
Наблюдения Малефруа вызвали у меня смешанное чувство удовольствия и горечи.
- Столь же очевидно, - продолжал он, - что отсутствие "бесполезных" основательно разрядило атмосферу, мы зажили легче и спокойнее. Только теперь отдаешь себе отчет, насколько безработные, интеллигенты и шлюхи опасны для общества; они сеют смуту, вызывают брожение умов, беспорядки и будят несбыточные мечты.
15 апреля. Отклонил приглашение Картере, которые позвали меня на "агонию". Сейчас считается хорошим тоном собирать друзей перед "скачком в небытие". Эту моду ввели любители swing'a. Говорят, их сборища нередко превращаются в оргии. Возмутительно!
16 апреля. Сегодня вечером умираю. Нисколько не боюсь.
1 мая. Ночью, когда я вернулся к жизни, меня ожидал сюрприз. Я воскрес совершенно голый. "Временная смерть" (как теперь принято говорить) застала меня врасплох, на ногах. Такая же история произошла и с гостями художника Рондо, с той только разницей, что он пригласил на "агонию" человек десять, а среди них были и женщины. Воображаю! В этом году май восхитителен, как никогда. Обидно будет лишиться пятнадцати дней.
5 мая. Я и в предыдущем отрезке жизни почувствовал, что между "привилегированными" и "бесполезными" назревает конфликт. Теперь это больше не подлежит сомнению. Недовольство час от часу усиливается. Основная причина - обоюдная зависть. Зависть, легко объяснимая у людей, которым отпускают жизнь по талонам. Меня нисколько не удивит, если недовольство выльется в непримиримую ненависть. Убежден, что "привилегированные", в свою очередь, завидуют нам, считая нас участниками великой мистерии, людьми, познавшими тайну небытия. "Временная смерть" представляется им своего рода каникулами, тогда как они по-прежнему влачат свои цепи. Вот отчего они становятся сварливыми, впадают в пессимизм. Напротив, в нас быстротечность жизни, необходимость подчиняться новому ритму поддерживают бодрость. Все это пришло мне в голову, когда я завтракал с Малефруа. Холодно иронизируя, а порой переходя в наступление, он то сожалел о моей судьбе, то подчеркивал свои преимущества, как бы стараясь убедить в них самого себя. Так обращаются с другом, принадлежащим к лагерю противника.
8 мая. Утром ко мне пожаловал какой-то субъект и предложил талоны на жизнь по двести франков за штуку. Хотел сбыть мне пятьдесят талонов. Без церемонии выставил его за дверь. Только благодаря ширине своих плеч он не заработал пинка в зад.
10 мая. Четыре дня тому назад Рокантон третий раз погрузился в небытие. Люсетты не видел. Но до меня дошли слухи, что она спуталась с каким-то хлипким белобрысым юнцом. Представляю себе этого хлыща, сосунка из породы "swing". Что ж! Умываю руки. Крошка никогда не отличалась вкусом. Я знал это и раньше.
12 мая. Торговля талонами на черном рынке процветает вовсю. Спекулянты ходят по квартирам и уговаривают бедняков продавать свою жизнь. Старики рабочие, вынужденные существовать на скудную пенсию, женщины, мужья которых арестованы, легко попадаются на удочку. Цена талонов достигла 200-250 франков. Вероятно, это предел. Основные потребители талонов богачи или хотя бы люди с достатком, а их, что ни говори, меньше, чем бедняков. Кроме того, не всякому совесть позволит обращаться с жизнью человека, как с предметом купли-продажи. Я, во всяком случае, не пойду на это.
14 мая. Госпожа Дюмон потеряла свои талоны. Что за невезение! Новые выдадут не раньше чем месяца через два. Госпожа Дюмон обвиняет мужа, говорит, будто он спрятал талоны, чтобы избавиться от нее. Не думаю, чтобы Дюмон был таким злодеем. Весна в этом году восхитительна, как никогда. Обидно умирать послезавтра.
16 мая. Вчера обедал у баронессы Клим. В числе приглашенных был монсеньер Делабони. Из всех нас он единственный живет без перерывов. Разговор зашел о черном рынке, о спекуляции талонами. Я резко осудил эту постыдную торговлю. Был как нельзя более искренен. Не отрицаю, мне хотелось произвести выгодное впечатление на епископа: он располагает несколькими голосами в Академии. Монсеньер улыбнулся мне с такой добротой, словно выслушал исповедь юного богослужителя, проникнутого апостольским рвением. Заговорили о другом. После обеда в гостиной баронесса вновь принялась докучать мне черным рынком и ценами на жизнь. Она доказывала, что я призван играть видную роль в обществе, что человек большого и неоспоримого литературного таланта обязан отличаться широтой взглядов и, продлив себе жизнь, посвятить ее благу отечества, приумножению духовных богатств. Заметив, что я в нерешительности, баронесса вынесла наш спор на суд гостей. Все они единодушно посмеялись над моими сомнениями и ложной чувствительностью. Тогда спросили мнения монсеньера. Он ограничился притчей, полной глубокого смысла: "У трудолюбивого землепашца было мало земли. Соседи его свою землю оставляли в залежь. Откупив часть нивы у нерадивых соседей, наш трудолюбивый землепашец обработал ее, засеял, собрал богатую жатву, коей поделился со своими ближними". Я позволил блестящему обществу уговорить себя и наутро, убежденный в своей правоте, приобрел пять талонов. Чтобы недаром прожить эти дополнительные дни, удалюсь в деревню, где не покладая рук буду работать над своей книгой.
20 мая. Вот уже четыре дня, как я в Нормандии. Не считая кратких прогулок, все время посвящаю работе. Декрет о жизни почти не затронул крестьян. Даже старики получили по двадцать пять дней в месяц. Чтобы закончить главу, мне понадобился дополнительный день, и я попросил старого крестьянина уступить мне талон. Он полюбопытствовал, каковы парижские цены. Я сказал, что там талон продают по двести франков. "Вы что, смеетесь надо мною?! - воскликнул он. - У нас свинья стоит дороже!" Сделка не состоялась. Завтра после обеда вернусь в Париж, хочу умереть в своей кровати.
