— И аллах с ней, — говорит чуточку утомленный моим дремучим невежеством Малыш. — Пошли завтракать, Арсланыч.
Мы наконец покидаем кабину.
На мне обычный полуцивильный костюм, без всяких там служебных причиндалов. Ну, пуленепробиваемый панцирь я, вестимо, снимаю только дома, под пиджаком он практически незаметен. Оружие — сегодня это ординарный шок-ган — в заднем кармане, по-походному.
Точно так же не возбуждает любопытства своим обликом и Малыш — если, разумеется, пренебречь его гренадерской статью. Но в руке он несет японский лаптоп[1] со всем спектром штатовских сканеров, — наши по сю пору не годятся фирменному продукту в подметки, — а где у него скрыто оружие, я могу лишь гадать. Наша клиентура — тоже. И это хорошо.
— Забавно, — вдруг говорит Малыш. — Оказывается, эти сволочи… преступный элемент… в детстве читали те же книжки, что и я.
О чем это он?. Ах да — о Дине-Филифьонке.
Через черный ход мы попадаем на кухню, погружаемся в облака разнообразных запахов, которые уже загодя разят наповал и будоражат фантазию. И я забываю о горах горелого крысиного мяса, а взамен начинаю мечтать о «мясе по-тунгусски», стараясь не думать, каким животным это мясо было при жизни.
Ибо рассказывают: однажды, в молодости еще, Тунгус на спор приготовил три блюда — из крысятины, псины и кошатины — и скормил их за милую душу какой-то иностранной делегации, прибывшей в Гигаполис заключать миллионный контракт. Фирмачи остались довольны. Контракт, впрочем, сорвался, но отнюдь не по вине Тунгуса. Принимающая же сторона, едва только отвалил белокрылый «Боинг», вышвырнула Тунгуса из метрополевского кабака к чертовой матери…
На кухне светло, как в операционной, аккуратные чистенькие тунгуски — или как там их называют нынче?. эвеночки?. эвенкушки?. — в белых халатиках колдуют над кастрюльками, пугливо косясь в нашу сторону. Малыш, оскалив белоснежные зубы, салютует им на ходу. Откуда-то сбоку возникает чудовищно пузатая тень, она покрывает нас собой, «как бык овцу» (это не я придумал, а кто-то из классиков). Один из телохранителей Тунгуса, не то Робик Ан по кличке Бомбовоз, не то Леша Тигай, он же Зверь-Бегемот… Не показываясь целиком, безошибочно идентифицирует нас как служителей порядка и позволяет беспрепятственно двигаться дальше. Хотя хозяина по долгу службы непременно упредит, это уж вне всяких сомнений.
Так и есть: мы еще выруливаем из-за стойки в зал, а Тунгус уже шествует навстречу. Делает он это не торопясь, с подобающей важностью и не щерится, как мелкая шестерка, а лишь обозначает свое к нам расположение приветливыми лучиками в уголках глаз. Тем паче что со мной он знаком шапочно, а Малыша если и видел, то не в полицейской форме. На Тунгусе джинсовый комбинезон средней потертости, под которым белоснежная французская сорочка и красный «депутатский» галстук, зашпиленный подчеркнуто плебейским зажимом с небольшим таким бриллиантиком.
— Господа блюстители по делу или покушать? — осведомляется он с легким поклоном.
— Покушать, Сергей Андреевич, — говорю я приветливо. — Чтобы вкусно и недорого.
— Разве так бывает? — сдержанно изумляется Тунгус.
— Мы контингент неприбыльный, — усмехаюсь я. Малыш молчит. На его лице застыла улыбка. Ему здесь нравится — зря, что ли, он меня сюда затащил? И это как раз то самое первое впечатление, на которое Тунгус ловит клиентуру. Не удивлюсь, что та помойка, что окружает «Инниксу», обустроена им специально, для усиления контраста.
— Хорошее отношение тоже прибыль, — теперь и Тунгус разрешает себе легкую улыбку.
— Вам, Сергей Андреевич, грешно жаловаться на нашу предвзятость.
— Справедливо… Сюда, пожалуйста. — Тунгус уводит нас из центра зала в боковую нишу и зажигает над столом светильничек.
В светильничке пляшет язычок живого желтого огня. Ниша наполняется горьковатым запахом трав.
— Пару салатов, — сам себе диктует Тунгус, сверяясь взглядом с нашей реакцией. — Из свежих раков и речной рыбы. Средней остроты, как любит господин Гафиев. — Оказывается, он и это помнит!. Между тем Тунгус называет следующее блюдо, что-то вроде: «Дыр-бул-щил». — Фаршированное мясо под соусом с травами и овощами, — поясняет он в ответ на нашу настороженность. — Как насчет пива?
— Мне можно, — киваю я.
— Мне кофе, — глотая слюну, говорит Малыш. — Большую чашку.
— С молоком? — уточняет Тунгус, иронически щурясь.
— Без…
— Господин Гафиев предпочитает «Хольстен», «Голден Ринг», «Паки Старр» или?.
— «Жигулевское», — говорю я. — На «Хольстен» я не зарабатываю.
— Хотите деловое предложение? — спрашивает Тунгус, надевая маску предельной серьезности. — Чтобы заработать на «Хольстен»?
— Нет… пока. Вот уйду на пенсию — вернемся к этому разговору.
— Я запомню, — говорит Тунгус.
Я верю. Память у него действительно отменная.
— А разве вы берете на работу… не по национальному признаку? — любопытствует Малыш.
— Я не шовинист. Важно блюсти внешний колорит: это привлекает посетителей. У меня работают даже казахи.
— Это правда, — киваю я. — Леша Тигай по матери так и вовсе эстонец.
— Если бы господин… м-м…
— Авилов, — подсказываю я.
…Господин Авилов не был так молод и далек от выхода на пенсию, я сделал бы перспективное предложение и ему. Но я боюсь умереть раньше, чем наступит этот счастливый день. Патрульные инспекторы, особенно из ДЕПО, идут у нас на вес золота.
— Господин Авилов может разорить вас, — говорю я. — Он весит много.
— Ничего. Леша Тигай обошелся мне дороже.
И снова верно: мастер спорта международного класса по вольной борьбе, затем — профессиональный кетчер, затем — профессиональный сумоист в ранге «маэгасира», Алексей Петрович Тигай потянет сейчас килограммов на двести с гаком.
Тунгус с легким кивком удаляется, а мы располагаемся за столиком со всевозможным комфортом.
— Здесь неплохо, — наконец выдавливает из себя Малыш.
— Только не вздумай приглашать сюда девушку. Особенно вечером.
— Арсланыч, я что — третьего дня на свет родился?!
— К тому же вечером Тунгус слупит с тебя тройную цену. Даже с поправкой на уважение к твоему роду занятий.
— Господин старший инспектор желает еще поучить меня уму-разуму? — терпеливо осведомляется молокосос.
— Почему бы нет?
— Да будет известно господину старшему инспектору, — начинает он язвительно, — что с девушками я посещаю исключительно кафе-мороженое.
— А я уж и поверил!
