Женщина сухо поблагодарила и поставила перед гостем компот из черешни.
— Мама, — сказал Игорь, болтая ногами, — завтра мы пойдем с дядей Георгием к устью Лузы.
— Очень рада. Но почему бы вам просто не съездить в Халцедоновую бухту? Там пляжи лучше оборудованы,
— Э, Халцедонка! Мильон человек под каждым тентом.
— И все же это лучше, чем тащиться тридцать километров по жаре к Лузе.
— Ну, раз так далеко, то мы можем просто немного побродить по окрестностям, — сказал Платонов, уловив недовольство в тоне женщины.
— Нет, нет! — воскликнул Игорь, — Вы же сами говорили, что хотите сделать большой переход в этих ботинках,
— Что еще за ботинки? — спросила Ася. Платонов посмотрел на круглое лицо женщины, на ее поджатые губы.
— Просто хочу разносить новые ботинки. Ваши каменистые дороги очень располагают к этому.
— А я уж было подумала, не работаете ли вы в обувной промышленности.
— Некоторое отношение к ней я имел. Если можно, налейте еще компоту,
— Пожалуйста! — Ася налила ему компот из кувшина. — А где вы работаете теперь?
— Моя специальность — биохимия, Я должен завершить кое-какие исследования, а потом я собираюсь уйти… выйти на пенсию…
— Вы прекрасно выглядите для пенсионного возраста.
— Да, многие это находят, — спокойно сказал Платонов. Он молча допил компот, затем поблагодарил хозяйку и, сославшись на усталость, ушел в свою комнату. Ася проводила его
долгим взглядом,
— Игорь, — сказала она, — Отнеси посуду в кухню. Постой, Зачем дядя Георгий посылал тебя в город?
— Он дал мне список разных деталей, и я сбегал на набережную в радиомагазин Дядя Георгий научит меня паять.
— Это хорошо, — одобрил Михаил. — Может, он приохотит тебя к технике. А то только и знаешь книжки читать да рыбу удить со своим Филиппом. Ну, ступай. Осторожно, не разбей посуду. — И когда мальчик, схватив поднос с тарелками и стаканами, умчался в кухню, Михаил тихо сказал жене: — Ася, я хочу тебя попросить… Мне кажется, не следует задавать ему никаких вопросов.
— Почему это? — Ася так и вскинулась, плетеное кресло заскрипело под ее полным телом. — Что он за птица такая? Ты говорил, ему за семьдесят, а он выглядит как твой ровесник,
— Ну, Ася, это не резон, чтобы плохо к нему относиться.
— Пускай не резон. Не только не люблю, когда человек напускает на себя таинственность.
— Ничего он не напускает. Ты слышала, ему нужно завершить какую-то работу.
— Вот что я скажу тебе, Михаил. Пусть он лучше делает свои опыты в другом месте. Мало ли — взорвется у него что-нибудь или, чего доброго, дом подожжет… Я попрошу у нас в курортном управлении путевку для него в один из пансионатов…
— Нет, — сказал Михаил решительно, и она удивленно на него посмотрела. Нет, Ася, он будет жить у нас сколько захочет. Он родной брат покойной мамы. Кроме нас, у него совсем нет родных,
— Как хочешь. — Ася поднялась и щеточкой смахнула крошки со скатерти на подносик. — Как хочешь, Миша, Но мне это не нравится.
В темное небо с шипением взлетела ракета и высыпала прямо в ковш Большой Медведицы пригоршню зеленых и белых огоньков. И тут же понеслась новая ракета, и еще, и еще. В небе закрутились красные спирали, и пошел разноцветный звездный дождь.
Михаил вспомнил, что не полил сегодня фруктовые деревья. Он спустился в сад и направился в хозяйственную пристройку за поливным шлангом. Свернув за угол дома, Михаил остановился в тени черешни.
Платонов стоял в темной комнате перед открытым окном. Сполохи ракет освещали его лицо, обращенное к небу. На этом словно бы окаменевшем лице резко были прочерчены жесткие складки, идущие от крыльев носа к уголкам твердых губ, и углубление на крутом подбородке. Лицо было спокойно, но Михаилу почудилась в нем какая-то безмерная усталость — такое выражение бывает у людей, которые уже ничего не ждут.
Михаил сделал шаг назад, ракушки скрипнули у него под ногой, и тут Платонов увидел его.
Увидел и улыбнулся.
— Большое гуляние в Кара-Буруне, — сказал он.
— Да, — сказал Михаил. — У нас всегда так отмечают выпуск бальнеологического техникума.
Вот уже две недели, как Платонов жил в доме своего племянника Михаила Левицкого. Он вставал с рассветом и будил Игоря, спавшего в саду на раскладушке. Они выпивали по стакану холодного молока и уходили в горы, Михаил и Ася в это время еще досматривали последние сны.
Платонов надевал для утренних прогулок новые коричневые ботинки на желтой подошве, а мальчику давал такие же ботинки, но изрядно поношенные. Игорю они были несколько велики, и он надевал три пары носков, чтобы ноги не болтались, и стоически терпел неудобства тяжелого снаряжения.
Часа через три они возвращались, тщательно обтирали ботинки от дорожной пыли и столь же тщательно взвешивали их на чувствительных весах. Затем Платонов ставил свои ботинки в особый ящик, на дне которого лежал войлок, пропитанный каким-то раствором, и от которого шли провода к прибору, собранному в первый же день по приезде. Ботинки же Игоря после взвешивания отправлялись в обыкновенную картонку.
Потом друзья — а они действительно стали друзьями, насколько это возможно при подобном различии возрастов, — съедали завтрак, оставленный Асей, и некоторое время работали. Платонов писал, а Игорь решал задачи, заданные дядей, или перематывал катушки, или читал что-нибудь свое. Бывало, Игорь, грызя карандаш над трудной задачей, поглядывал на дядю и замечал, что он не пишет, а сидит, уткнув лицо в ладони, но ни единого раза мальчик не решился потревожить его раздумья,
На пятый день Платонов получил на почте две посылки, присланные из Ленинграда до востребования. Они с Игорем с трудом дотащили их вверх по лестнице: на улицу Сокровищ Моря такси не ходили,
Через день пришла еще одна тяжелая посылка. Платонов забросил ботинки в угол и больше не надевал их во время утренних прогулок, и Игорь тоже вернулся к своим удобным сандалиям. Теперь комната Платонова была заставлена приборами и опутана проводами, и всюду, как муравьи, шевелились стрелки на циферблатах. Платонов все дольше засиживался у себя за работой. Иногда он переставал писать и говорил Игорю:
— Пойди в сад, дружок, разомнись маленько. Мне надо остаться одному,
Игорь забирался с книжкой в гамак и терпеливо ждал. Обычно дядя около трех часов выходил на веранду, щурился от солнца, делал несколько приседаний, и это означало, что рабочий день окончен и можно идти на море. Но однажды дядя что-то уж очень заработался: шел пятый час, а он все не появлялся на веранде. Игорь тихонько подошел к двери, прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука. Игорю почему-то стало не по себе, он резко толкнул дверь…
