В целом его творчество сильно повлияло на всю научную фантастику и заслуживает большого внимания.
Единственое название, которое я мог бы подобрать этому, было "Тварь", но в нем крылся миллион значений.
Это росло на участке Да Кампо и неотрывно наблюдало за мной.
- Как ваш сад, Джон? - раздался позади меня голос Да Кампо.
Я отвернулся, чтобы он не увидел мое испуганное, ставшее белым, как мел, лицо.
- Гм... Отлично, просто превосходно. Понимаете, я ищу бейсбольный мяч Джимми. Он залетел куда-то сюда. - Я попытался рассмеяться, но смех застрял в горле. - Боюсь, парень стал слишком силен для своего старика. Последние дни я не в форме.
Я сделал вид, что ищу мяч, стараясь не встречаться взглядом с Да Кампо. У него были беспокойные глаза стального цвета. Он вложил мне в руку тяжелый мяч.
- Этот?
- Что?.. Ах, да! Пойду отнесу мальчишке. Увидимся позже. Я... ну... мы... Надеюсь, мы встретимся с Культурном Центре, не так ли?
- А вы сомневаетесь, Джон?
- Сомневаюсь? Гм... В чем именно?
Я не стал ожидать продолжения разговора, но, боюсь, удалился слишком поспешно, так как сломал несколько его рододентронов.
Вернувшись на свой участок, я сделал то, чего не имел возможности сделать раньше: вытер лоб носовым платком. Хорошим платком с монограммой, который ношу в заднем кармане, а не тем, что в переднем - им я пользуюсь для повседневных нужд. Этим же платком я протираю только очки. Это может показать вам, насколько я был взвинчен.
Платок вернулся на место мокрым.
- Эй, па!
Я подпрыгнул фута на четыре, но к тому времени, когда опустился на землю, уже сообразил, что рядом стоит мой сын жимми, а не Кларк Да Кампо.
- Послушай, Джимми, шел бы ты на школьную площадку, поиграл с другими ребятами. Мне пришлось взять кое-какую работу на дом.
Я кинул ему мяч и стал подниматься по ступенькам.
Шарлотта снмала обертку с одного из своих любимых клыкастых чудовищ. Пылесос выл сам по себе. Я почувствовал смутное желание сбежать из дома, податься в леса и затеряться там где-нибудь, где нет ни оберток, но пылесосов, ни странных, наблюдающих за вами растений.
- Я пошел в берлогу. Не тревожь меня часика два, Шар.
Она даже не повернулась. Я сделал шаг вперед и вырвал из розетки возле поля штепсель. Вой оборвался. Шарлота улыбнулась мне через плечо.
- Саботируем работу?
Даже в том взвинченном состояни, в котоом я находился, я не смог удержаься от ухмылки - Шарлотте свойственны такие высказывания.
- Видишь ли, Гадючка, я одолжил на время несколько гениальных мыслишек и хочу быть уверен, что ни дети, ни кредиторы не доберутся до меня. Сделаешь?
Она кивнула, затем добавила, словно это только что пришло ей в голову:
- Опять придется сегодня возвращаться в город?
- Гм... Боюсь, что так. Что-то погорело на счету "Гиллингс Миллс", и они швырнули все остатки мне на стол.
Шарлотта селала гримаску, которая должна означать: "Еще один субботний подарочек", и передернула плечами.
Я поцеловал ее и отправился в берлогу, открывая и закрывая за собой массивные двустворчатые двери.
* * *
Симметрия и систематичность - мои рабочие инструменты, поэтому я решил записать на бумаге актив и пасив в этом вопросе или, если быть точным, то, в чем я был уверен и в чем уверен не был.
В колонку актива, например, входили такие пункты:
Имя: Джон Уэллер. Работаю на торговую ассоциацию. В настоящее время торговая ассоциация работает на бумажных фабрикантов. Я разъездной агент, человек в сером фланелевом костюме, если вам угодно.
Я семейный человек. У меня одна жена, Шарлотта, один сын, Джимми, один пылесос, шумный.
Я владею собственным домом,имею машину и достаточно денег, чтобы раз в лето побывать в Гроссинджере, главным образом из-за настояний Шарлотты, которая чувствует, что я мог бы позволить себе и большее. Мы поддерживаем дружественные отношения с Джонсами, от чего не имеем особых неприятностей.
Я хорошо справляюсь со своими обязанностями, потому что исполнителен и методичен по натуре. К тоиу же я стараюсь во всем видеть только хорошее. По характеру я спокоен и не люблю совать нос в чужие дела, главным образом потому, что мне хватает ароматов на работе. Я регулярно хожу голосоваь, а не только разглагольствую об этом, и не прочь немного поболтать с соседями о наших участках - нечто вроде назойливого, но универсльного хобби.
Сорок семь минут на поезде до города пять раз в неделю - иногда и по субботам, поскольку все происшествия обычно совершаются в последний момент, - и Лексингтон Авеню ждет меня. Здоровье мое и моих близких хорошее, не считая случающихся резких болей в желудке, а остальные беды мира обошли меня стороной. Они меня не тревожат, поскольку у меня нет привычки интересоваться, кто в каком дерьме барахтается.
И так далее.
Но на этот раз я был не просто встревожен.
Я провел линию и начал заполнять колонку пассива.
Первое: В саду у Кларка Да Кампо наличиствует многолистое, способное наблюдать растение, которое явно не может быть обычного ботанического происхождения.
Второе: Ни разу не было видно, чтобы из трубы Да Кампо поднималась хоть струйка дыма, включая даже самые морозные зимние дни.
Третье: За те шесть месяцев, что Да Кампо живут здесь, они ни разу не приняли какого-либо участия в общественной жизни, не посещали собраний, не показывались в общественных местах.
Четвертое: Шарлотта говорит, что ни разу не видела, чтобы миссис Да Кампо делала какие-либо покупки в бакалейной лавке, сдавала пустую посуду или же выносила мусор.
Пятое: Свет в особяке Да Кампо каждый день гаснет в шесть вечера, тогда же опускаются светонепроницаемые шторы.
Шестое: Я опасаюсь безумия.
Я перечитал реестр. Колонка актива значительно больше, чем соседняя, но все же после того, как я подробно, по пунктам расписал в ней все свои плюсы, вторая внезапно сделалась более впечатляющей, подавляющей, тревожащей. В ней все столь туманно, столь неопределенно, что я не могу понять, почему эта колонка вызывает у меня страх.
Одно это как бы указывает, что я уже погряз в делах Да Кампо, хочу того или нет.
* * *
Через три часа дом погрузился в мертвенные глубины тихого субботнего полдня, три страницы блокнота заполнены невнятными, но внушающими ужас заметками, а я не стал ближе к ответу, чем когда забрался в берлогу.
Я вздохнул и отложил карандаш.
От сидения за столом спина одеревенела, я встал и почувствовал, что боль усилилась, прошлась по позвоночнику. Я придавил записи пресс-папье и стряхнул со стола пепел, который умудрился натрясти мимо пепельницы.
