- Отец, может не пойдешь сегодня? - В карих глазах девушки тревога. - Я могу сбегать, предупредить, собаку возьму, тут недалеко... Скажу начальству - неможется, заболел, пусть заменят... И так уже каждую ночь Божью... и сколько лет?!.. Страшно...
- Не надо... Я пойду. - ОН тяжелой походкой подошел к окну. Глянул на небо, сплошь затянутое тучами. - Все будет хорошо, дочь... Все будет хорошо, жена... Лекарь, молодец, помог... Да и звезд сегодня не видно... Пойду я...
ОН не спеша вышел из дома. Безлюдные улицы в ночной мгле, тени бездомных дворняг и мерцающие в отдалении факелы стражников, совершающих ночной обход. "Жена и Анна уже поди улеглись, - отрешенно подумал ОН, размеренно шагая по привычным проулкам. - Завтра надо будет зайти на рынок пораньше. Пеппи обещал оставить вырезку из свежатинки. А потом можно будет посидеть за кружкой светлого пивка, посплетничать..."
ОН резко остановился, будто наткнулся на странную незримую преграду.
"Но ведь эти мысли уже были, - пронеслось яркой вспышкой в его мозгу. - Вот так же шел, такой же был вечер, те же собаки и те же стражники, те же мысли..."
У входа в башню остановился. Глянул на небо. Звезд не было. Удовлетворенно кивнул каким-то своим потаенным мыслям и начал спускаться...
- Готовы, Мастер? - осведомился начальник исполнителей, как всегда под мухой, красное лицо - огнедышащий горн, под левым глазом фингал, под правым - свежий синяк.
- Как всегда, капитан, - привычно ответил ОН, разминая пальцы.
- Сегодня по плану пять. Закончим пораньше? - прозвучал стандартный вопрос.
- Должны.
- Хлебнуть хочешь? - Капитан вытащил флягу, выхватив зубами пробку, глотнул для пробы первым.
- Нет.
- Тогда начнем...
Юноша с золотистыми кудрями. Едва заметный пушок над губой. Голубые глаза - два дерзких, непокоренных горных озера. Странным неуловимым, скользящим движением вывернулся из рук матерых стражников.
"Эти пол не обгадят... Бывалые ребята... Приятно работать с такими..."
Юноша сам лег на скамью. Спокойная, расслабленная поза. Будто устроился на ложе в ожидании возлюбленной. Но здесь к нему могла прилечь только одна возлюбленная - Смерть...
- Что же ты медлишь, палач? - тихим ровным голосом спросил юноша, слегка повернув голову в ЕГО сторону.
ОН взмахнул топором, но, когда руки были еще на подъеме, непроизвольно глянул в сторону оконца и замер в нелепой позе. Там, над головой, совсем близко, вновь ослепительно ярким светом сияла звезда...
С глухим звериным воплем ОН нанес удар. Стражники удивленно переглянулись, переминаясь с ноги на ногу.
- Что-то с ним сегодня не того, - шепнул один другому. - Посмотри, какой неверный удар! Да и не орал ОН раньше никогда, как бык, которого кончают на бойне. Всегда степенный, солидный, спокойный... Профессионал!
В наступившей тишине подземелья глухо и зловеще прозвучал ЕГО голос, словно зов раненого вепря в пору гона:
- Что там за окном, скажите мне? Что видите?
Стражники еще раз переглянулись, поспешно задрали головы вверх:
- За окном? - они ответили почти хором. - Но там... ничего нет... Ночь... Темно... Тучи...
- Уходите... Следующего через час...
"Завтра же переговорю со святым отцом... Надо уходить... Сколько лет без продыху... Свое отработал... Смена готова... У Криса хороший удар, хоть и чересчур сильный... Молодость, ничего не попишешь, сил девать некуда... Ничего, приноровится... Ян - будто с топором в руке родился... Сердцем чует железо... Нервишки иногда подводят... Но это не большая беда... Молодой, пооботрется, душа мхом подзарастет, привыкнет, никуда не денется... Старею..."
Следующей оказалась черная, мерзкая, высохшая старуха с дряблыми мешочками грудей и запавшим ртом. Она шипела, как скорпион на огне, корчилась в крепко державших ее руках. Проклятия бурным потоком срывались с потрескавшихся лилово-синих губ:
- Што ше ты м-медлишь, палач?..
Ее тело, отделенное от головы, дергалось в конвульсиях и тогда, когда камера уже опустела.
"Мегера... ведьма проклятая... Не рубить ее, сжечь как полено... Святые отцы тоже куда смотрят?.. Завтра же обязательно подам рапорт... Непорядок..."
ОН сидел в своей каморке совершенно обессиленный. Перед глазами мелькали красные круги. Никак не унималась дрожь в ослабевших руках. На этот раз ЕМУ удалось заставить себя не смотреть в проклятое окно. Однако теперь ОН ощущал жаркое дыхание ненавистной голубой звезды и не оборачиваясь. Ее огненные жала раскалили голову, где, извиваясь в безумном танце, корчилась боль. Мысли спеклись в бурый клубок. Даже прикосновение к ледяной стене не смогло полностью остудить нестерпимый жар, бушующий внутри. ОН приложился к кувшину с ключевой водой. Нестерпимо заломило зубы, однако опустошил сосуд до дна. Немного полегчало.
Медленно направился к двери:
- Заберите тело... - пронесся ЕГО глухой голос по мрачным лабиринтам подземелья. - Заберите тело...
Следующего смертника уже привели. ОН отчетливо слышал как нетерпеливо переминались за дверью стражники, изредка отпускал забористое словцо. ОН приподнял капюшон, еще раз ополоснул лицо:
- Введите! Следующего!
Третьим оказался человек среднего возраста, небольшого роста, с мелкими, почти невзрачными чертами лица. Было бы в нем что-то от мелкого стряпчего или писаря, если бы не глаза. Грозный и в то же время насмешливый, пронзительный, всепроникающий взгляд. И этот, уже второй за ночь, умудрился освободиться из рук стражников и сам направился к скамье. Увидев сгустки почерневшей крови на ней, брезгливо поморщился и тихо произнес:
- Мог бы и подчистить скамейку, палач... Все-таки в последний путь отправляешь... Или совсем уже совесть потерял?
ОН хотел грязно выругаться, отдать приказ стражникам, бестолково топчущимся у дверей, самому заткнуть рот этой нахальной твари, которая так скоро превратится в безобразный обрубок, а затем и вовсе в ничто... И не мог. Взгляд завораживал и отталкивал одновременно. ЕГО руки и ноги превратились в стопудовые кувалды - не поднять, не оторвать от земли.
Тем временем смертник медленно опустился на скамью, откинул глубокий капюшон, обнажая шею. Все это время он неотрывно следил за человеком в красном балахоне, опирающемся на топор.
- Так вот какой ты оказывается, Ревельштадский палач, Великий Палач, - тихо произнес смертник. - Тридцать лет беспорочной службы... Немало... Тридцать лет из ночи в ночь на своем боевом посту... Человек на скамье замолчал и вдруг приказал: - Открой свое лицо, палач!
- Я не могу этого сделать! - после секундной паузы глухо ответил ОН.
- Можешь... Я жду...
И тогда изумленные стражники увидели, как судорожно вскинулась рука и сброшенный балахон обнажил крупную, с густой проседью, голову.
