— Вызываю дежурного электроника.
На экране пробежали волны помех, и из всплесков появилось знакомое лицо Олега Павлова, студента параллельного курса с факультета кибернетики.
— Олег! — Смолкин хитро подмигнул одним глазом. — Сколько потребуется времени на ремонт системы на уровне человека, если сгорело три сопротивления и пробит конденсатор блока памяти.
— А сопротивления с каких каскадов?
— Не знаю. Их еще надо найти.
— Пожалуй, не менее суток с учетом времени на настройку.
— Ясно! Извини за беспокойство. Олег отключился, а Смолкин, нахально подмигнув аудитории, произнес твердым уверенным голосом:
— Итак, я выбыл из строя на сутки. Прошу перенести экзамен на завтра.
— Смолкин Серафим Юрьевич. Результаты экзамена аннулируются ввиду неисправности системы. Экзамен переносится на сутки.
— Вот то-то! — облегченно вздохнул Сима и не спеша вышел из аудитории, где давились от смеха его сокурсники.
Проделка Симы распространилась по институту с быстротой молнии не только среди студентов, но и среди преподавателей. Утром на экстренном заседании ученый совет факультета рассмотрел прецедент с участием виновника. Решение было строгим и безапелляционным: Смолкину сдать экзамен по красной карточке, в экзаменационные автоматы заложить программу, исключающую повторение подобных случаев.
На этот раз Сима справился с экзаменом блестяще и заработал балл за досрочную сдачу карточки, но во имя высшей справедливости директор института Дмитрий Иванович Баженов собственноручно снял этот балл за введение автомата в заблуждение, так что кроме славы находчивого шутника Смолкин не приобрел ничего существенного и, добавив в общую копилку экипажа свои тринадцать баллов, сильно подорвал надежду на успех. Друзья погоревали, но пришли к чисто философскому убеждению: нет худа без добра. Находясь в числе лидеров, они оказались бы под пристальным наблюдением соперничающих экипажей, да и комиссии тоже, а излишнее внимание всегда нервирует. Чтобы загладить свою вину, Сима не вылезал из тренажера. Бег с препятствиями, как он в шутку называл гонку на лунных вездеходах, представлял для него и спортивный интерес. Сидя перед пультом и глядя на набегающий пейзаж, он намеренно выбирал наиболее сложные дороги и старался пройти их без аварии с возможно большей скоростью. Иногда ему удавалось преодолеть сто пятьдесят-двести километров, но чаще крупная глыба, неожиданно вставшая на пути, или крутой склон воронки приводили к опрокидыванию. Тогда Сима негромко обзывал себя всякими обидными словами и снова начинал бешеную гонку…
За этим развлечением и нашли его друзья.
— Самокритика — движущая сила прогресса, — негромко заметил Саша. — Готовишься, значит?
— Так, потихонечку.
— А есть ли уверенность, что твою персону допустят к групповым испытаниям?
Планетоход дрогнул и перевернулся, въехав на крупный обломок. Сима побледнел и рефлекторно вернул тренажер в исходное положение.
— Не включили?
— Нет.
Смолкин с силой сжал рычаги управления. На его смуглой коже пробился румянец.
— Вот это номер… И сам… И, главное, вас подвел. Как же вы теперь без меня?
— Никак. Мы отказались.
— С ума сошли! Мало ли водителей?
— У нас и с тобой баллов вполне достаточно. Допущено восемь команд, причем две имеют лишь шестьдесят баллов, а у нас — шестьдесят один.
— Но не могли же они вас просто исключить из конкурса?!
— Предложили Витю Кравченко.
— Так что же вы? Надо было брать — и точка!
— Зачем? Нам хватало. Надо все-таки по справедливости.
В зал тренажеров ворвался светловолосый запыхавшийся курсант.
— Я только оттуда. Вас там ждут. Они сказали, что не видели вашего заявления. Если возьмете меня…
— Витенька, если ты их официальный посланник, передай, что мы тебя тоже не видели. И исчезни!
— Ребята! Да такой шанс! Что вы, как дети?
Субботин аккуратно взял за плечи упирающегося Кравченко и повел к выходу. Открыв двери, Михаил неодобрительно, с нехорошим пристальным любопытством, от которого веяло отчуждением, оглядел курсанта.
— Удивляюсь, Виктор. Ты знаешь нашу группу с первого курса. Мог бы и сам сообразить.
— А ну вас! Подвеянные вы все какие-то! Луна стоит жертв!
— Скажи, пусть подбирают другой экипаж. Мы предпочитаем не приносить жертв даже Луне.
Плотно закрыв дверь за Кравченко, Михаил вернулся к друзьям.
— Может, попросить вне конкурса? Саша оживился.
— Миша, тебя всегда посещают дивные мысли. Ведь это лучший способ доказать свою правоту!
— Мальчики, это холостой ход, — грустно сказала Майя.
— Нет, Майечка. Ход очень перспективный! Во-первых, мы должны наконец реабилитировать свою команду. Сколько можно ходить в неудачниках! А во-вторых, заявка на будущее. Будет еще преддипломная практика после пятого, а там, кто его знает, может, найдется и постоянное местечко. Работы на Луне расширяются!
— Ладно, уговорил, — посветлела Майя. — Давай вне конкурса!
— Эх, ребята, какие вы, ребята… — растрогался Смолкин. — А вот я, наверное, как Витька, не устоял бы.
— Аминь, — подвел итог Саша. — Пошли на комиссию.
В коридоре отобранные конкурсанты расступились перед решительно шагающей четверкой. Здесь же толпились зеваки. У многих на лицах сквозило недоумение, некоторые встречали их иронической усмешкой, кто-то бросил в спину: «Спохватились!», но четверка, не нарушая молчания, проследовала к кабинету директора. Табло секретаря предупреждающе мигало красными буквами: «Не входить. Совещание». Саша уставился на табло, хлопая длинными ресницами, и, осознав, что отбор закончен, медленно обернулся к товарищам.
— Опоздали…
Миша вместо ответа шагнул к секретарю и решительно ткнул в кнопку срочного вызова. Раздался тихий шелест, вспыхнула лампочка индикатора связи, затем, после паузы, на экране появилось лицо директора.
— Передумали?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Хотим вне конкурса.
— Ну-ка, зайдите.
Переступив порог директорского кабинета, они той же тесной группой приблизились к столу. Кроме членов Ученого совета в отборочной комиссии участвовали представители космоцентра, среди которых Сима сразу узнал Алферова.
— Полюбуйся, Василий, — обратился к нему директор. — Строптивая группа в полном составе.
— А этот, который запутал экзаменатора… Из них?
— Смолкин! Два шага вперед! Василий Федорович жаждет полюбоваться на достопримечательность нынешней сессии. Единственная тройка на всех четвертых курсах!
