В следующее мгновение Келли осознал, что смотрит на труп: перед ним лежала жертва преступления, совершенного вечером или сегодняшней ночью. Нужно было оставить все как есть и ехать на поиски ближайшего телефона-автомата, чтобы сообщить в полицию. Однако он почти тут же понял, что поспешил с выводами, потому что заметил, как под тонкой кожей век совершают прерывистые движения глазные яблоки. Что бы тут ни случилось, женщина была жива и нуждалась в срочной медицинской помощи!
Оцепенение мигом исчезло, и Келли бросился спасать человека. Стянув с себя плащ, он разложил его на каменной площадке и перетащил туда потерпевшую. Ее кожа была мокрой, но теплой, словно и не пролежала она тут всю ночь под хотя и не очень сильным, но непрерывным дождем. Или преступление было совершено совсем недавно? Келли быстро осмотрелся – и вновь никого не обнаружил. А с чего он взял, что перед ним именно жертва преступления?..
Думать об этом сейчас было не самым первостепенным занятием, поэтому Келли придержал проснувшегося в нем Шерлока Холмса, на которого он был внешне похож. Укутав женщину в плащ и прикрыв ей голову капюшоном, он поднял свою ношу и, держа перед собой, направился назад, через кольцо «серых баранов» к выходу из скопления каменных исполинов. Идти было тяжело, ноша оттягивала руки, и Келли почти сразу засомневался в том, что сумеет добраться до своего «воксхолла» без остановок; он уже сейчас начал задыхаться. Но поблажек себе он давать не собирался, потому что от его расторопности, возможно, зависела жизнь человека. Жизнь молодой симпатичной женщины, неведомо как очутившейся здесь… Избили, изнасиловали, привезли сюда и бросили?..
Что-то в этой версии не стыковалось – только Дэн Келли не мог понять, что именно.
Изрядно промокнув, он выбрался на туристическую тропу, размытую дождем. Серое утро смогло таки окончательно справиться с ночной темнотой, и отсюда, с возвышенности, хорошо просматривались оба шоссе, сходившиеся под углом, а затем сливавшиеся в одно, изображая собой предпоследнюю букву алфавита – «Y». Дороги были абсолютно пустынны, и лишь серый «воксхолл» одиноко виднелся у ближнего края зеленого поля – словно камешек на морском берегу.
Руки все больше слабели, Келли изнемогал. Он не обращал уже внимания на то, куда ступает, и туфли его отяжелели от грязи. Совсем запыхавшись, он наконец остановился и, собравшись с силами, изловчился и взвалил безвольное тело себе на плечо. Голова и плечи женщины оказались у него за спиной, обеими руками он обхватил ее ноги – и так идти стало легче. Он прибавил было шагу, но тут же поскользнулся и едва не упал. И решил не спешить: не хватало еще, чтобы по его вине эта несчастная получила новые увечья.
Об оставшихся позади каменных исполинах, к неведомой силе которых ему в этот раз так и не удалось приобщиться, он уже не думал. Он мысленно прикидывал расстояние до автомобиля и на ходу поправлял так и норовившее съехать с его плеча расслабленное тело женщины. А чтобы не зацикливаться на собственной усталости, Келли представил, как выглядит со стороны: субъект в мокрой рубашке тащит к машине нечто очень похожее на труп… Подозрительная получалась картина, – но вокруг не было никаких посторонних глаз: и птицы где-то прятались от дождя, и не видно было овец на полях.
«Да уж лучше бы кто-нибудь увидел, – тут же подумал он. – Вместе быстрее бы дотащили…»
Вновь стараясь отвлечься от собственных физических усилий, Келли задался вопросом: что может означать этот совершенно непредвиденный казус? И непредвиденный ли? Случайно ли потянуло его вдруг сюда, в Стоунхендж? Случайно ли вообще жена прошлым летом предложила побывать здесь? Что это – звенья одной цепи? Штрихи одной и той же картины?..
Как-то раз его старый приятель Роб, за бокалом пива в пабе, высказал одну мысль, которая, наверное, могла прийти только в затуманенную портером голову. Произошло это после того, как некий не совсем твердо державшийся на ногах человек, проходя мимо их столика, ненароком плеснул пиво на плечо Келли. И Роб в утешение тут же соорудил некое умственное построение. Этот тип ни в чем не виноват, сказал он, хотя поступил так вовсе не случайно. Он, мол, сам того не ведая, просто обязан был сделать то, что сделал, поскольку являлся орудием в руках необходимости. Инструментом необходимости. Все мы поочередно становимся инструментами в руках необходимости, продолжал Роб. Многие события кажутся нам совершенно случайными и незначительными, поскольку мы находимся в одной с ними плоскости. А если бы мы могли подняться над плоскостью, то увидели бы, что каждое такое событие – это очередной штрих на огромном мировом холсте, где изображен постоянно дополняющийся истинный облик Вселенной. Или Бога. Так что к подобным вещам нужно относиться спокойно и с пониманием, завершил приятель Дэна свое устное эссе. Роб после войны два или три года учился в Бирмингеме, в университете, а потом занялся перепродажей подержанных автомобилей и весьма в этом преуспел, неустанно добавляя новые и новые детали к портрету Вселенной.
Толкование любых событий с таких позиций делало совершенно объяснимым все происходящее – но ничего конкретно не объясняло…
Занимая себя подобного рода размышлениями, Келли добрел наконец до автомобиля. Мобилизовав остаток сил, он уложил потерпевшую на заднее сиденье и, раздвинув борта плаща, взял ее руку и попытался отыскать пульс. Кожа на костяшках пальцев женщины была сбита, что наводило на мысль о самообороне, а пульс хоть и едва прощупывался, но был ровным и не затухающим. Келли плохо разбирался в таких вещах, но все-таки счел это хорошим симптомом: пострадавшая, кажется, не собиралась умирать. Ее бледное лицо было спокойным, только глаза под веками, покрытыми легкими разводами морщинок, продолжали подергиваться – как бывает, когда человеку что-то снится.
«Возможно, – подумал Келли, – она угодила под разряд шаровой молнии… Если та вспышка действительно была шаровой молнией… Попробовать привести ее в чувство? Потормошить?..»
Впрочем, он тут же решил, что пусть лучше этим занимаются врачи, а то еще сделает что-нибудь не так – и остановил взгляд на аккуратных, красивых, мягко очерченных, без единого следа помады губах незнакомки. На ум сразу же пришло банальное сравнение с лепестками розы, а взгляд невольно переместился на подбородок… потом на горло… плечи… Не удержавшись, Келли еще дальше отодвинул край плаща, открывая грудь… Сглотнул и почувствовал, что ему становится жарко – даже в мокрой рубашке. Убеждая себя в том, что он просто хочет проверить, не замерзла ли пострадавшая, Келли осторожно положил ладонь на ее грудь и ощутил теплое, гладкое и упругое… Тронул пальцем податливый сосок… И скользким червем проползла мыслишка, даже не червем проползла, а просеменила мокрицей, что живут под камнями и старыми досками…
