— Стой на месте! Я тоже не верю тебе. Марко…
Они едва вздремнули в эту ночь, почти не сомкнули глаз и в следующую. Только днем рискнули немного поспать- полусидя, вжавшись каждый в свою мертвую зону. Ели одновременно, каждое движение друг друга сопровождали подозрительными взглядами.
— Марко, все это плохо кончится, — сказал Филипп. — Надо искать выход.
— Откуда: из ситуации или из Сферы?
— Это одно и то же. Марко. Я уверен, из нашего плена должен быть выход.
— Это точно, — согласился Марко и заговорщицки подмигнул. — Слушай, Филипп, похоже, у меня есть идейка. Тебе не кажется, что мы сами выстроили этот Барьер — испугавшись самих себя? Мы ведь оба тогда как следует струхнули. Желание у нас было общее, и Сфера его выполнила.
— Даже если и так, что с того?
— А то, что мы должны вместе изо всех сил захотеть что–нибудь такое, от чего и Барьер, и Сфера развалятся на куски!
— Марко, я уже давно хочу этого изо всех сил!
Не сговариваясь, Филипп и Марко подошли к Барьеру, приложили ладони к прозрачной перегородке в символическом рукопожатии и впервые за столько дней улыбнулись.
…Над кругом уже показалось несколько зеленых ветвей, и листья на них были самые настоящие дубовые — узкие у основания, к середине расширяющиеся, с резными закругленными краями. Но само дерево никак не прорастало. Это должен был быть дуб — единственное крепкое дерево, о котором оба они имели достаточно четкое представление. Филипп продумал, как дуб должен выглядеть, а Марко нарисовал эскиз: могучие корни, глубоко уходящие в землю, кряжистый ствол, раздвоенная вершина.
Именно ею, раздвоенной вершиной, дуб должен был по их замыслу упереться в нижний край Барьера и, прорастая через круг, сокрушить Барьер или расщепиться. Так случалось со всеми предметами, которые при материализации не умещались в границы одного из полукружий: они либо не появлялись вовсе, либо обрезались по кромке Барьера, причем на другой половине могла возникнуть отрезанная часть. Расчет Марко и Филиппа строился на том, что Барьер, по всей видимости предназначенный защищать биологические организмы, живое дерево не повредит. Скорее Сфера откажется прорастить дерево, но это будет зависеть от силы и единства их мысленного приказа.
Люди напрягли волю, и ветки потянулись вверх, к зениту Сферы, у пола делаясь все толще и крепче. Еще немного — и вся крона оказалась в Сфере: два мощных сука с множеством побегов, ветвей, листьев, по одному на каждой половине.
«Пока неплохо, — подумал Марко, — все как на рисунке: один сук по ту сторону, другой здесь».
«Развилка теперь, должно быть, как раз под Барьером, — подумал Филипп. — Вот он, экзамен. Ну, Марко, взяли…»
Но вершина дальше не поднималась, развилкой уперевшись в невидимую преграду где–то под полом. Думать тоже становилось все труднее, словно и мысли попали в полосу препятствий и пробуксовывают, пробуксовывают в чем–то зыбком… «Ну же, еще, еще чуть–чуть», — приговаривал про себя Марко, всей мощью своей мысли проталкивая дуб через оранжевый круг. Чувствуя, что силы на исходе, он напрягся перед последним рывком. Оба, готовясь к решающему усилию, глубоко вздохнули — и в легкие, уже привыкшие к стерильному воздуху Сферы, хлынул запах дубовой листвы, травы, леса: запах Земли. Их мысли, страдания, мечты переплелись, сложились воедино, сокрушая все помехи на своем пути.
По всенепроницаемому, сверхпрочному Барьеру пробежала дрожь. Он заколыхался, словно матерчатая прозрачная занавеска, и исчез. Свободный от препятствия, вверх потянулся живой древесный ствол, дошел до купола Сферы и, как паутинку, поднял ее на могучих ветвях.
Еще не осознав величия содеянного, Филипп и Марко почувствовали, что стоят на Земле, у большого зеленого дерева, и что под ногами не пластик, а теплая упругая почва, и что созвездия в густом вечернем небе необычно крупны, словно спелые виноградные грозди — протяни руку и сорви…
Они только начинали понимать, что все–таки прошли сквозь Барьер друг к другу.
И что вся Вселенная теперь открыта перед ними.
