Девушка вспомнила про рану и бросилась за лежащей в рюкзаке аптечкой, но тут же остановилась. Она же забыла его на аэродроме. Перебрав в уме содержимое рюкзака, София немного расслабилась Никаких документов, никакой информации о владельце там не было. Зато она осталась без инструментов, воды и пищи.
Митч похлопал себя по карманам.
— Черт! Они забрали мои бумажник и телефон. У вас нет с собой мобильника? — спросил он, застегивая джинсы.
— Здесь нет сигнала.
— Что же делать? Мне необходимо позвонить. И чем быстрее, тем лучше.
Она вздохнула. Выбирать не приходится — ближе, чем ее дом, все равно ничего не найти.
— У меня дома кабельный телефон.
— Это далеко? — В голосе Митча появилась надежда.
— Не очень. Примерно двадцать миль, если напрямик.
— А если по дороге?
— Пятьдесят.
— Черт возьми! Значит, мне опять придется довериться вашему ночному зрению?
— Придется.
София застегнула защитный жилет и надела шлем. Митч болезненно поморщился и в нерешительности поскреб свою двухдневную щетину. Длинные черные ресницы совсем не гармонировали с его короткой, почти военной стрижкой. Не пострадавший от побоев голубой глаз выражал сомнение в ее способностях.
— Да не волнуйтесь вы так, Митч. После наших недавних плясок над пропастью это сущие пустяки. Довезу в целости и сохранности.
— Отлично, — сказал он с почти невозмутимым видом. — Полагаю, второго шлема у вас нет.
— Угадали, но, если мы по пути навернемся, я постараюсь завалиться на правый бок, чтобы меньше потревожить вашу рану.
Агент ответил ей кривой усмешкой:
— Лучше уж слушать ваши жалкие попытки пошутить, чем лежать с простреленной башкой. По крайней мере, у вас вполне приличный мотоцикл. Мое хрупкое мужское самолюбие не вынесло бы, если бы меня спасла девушка на мотороллере.
С пассажиром за спиной путь домой занял больше времени, чем обычно. Митч вцепился в нее мертвой хваткой и всю дорогу ругался сквозь зубы, но сумел подстроиться под ритм движения.
Когда мотоцикл подкатил к маленькому бревенчатому домику, агент с трудом выбрался из седла. Пятна крови на его футболке выглядели еще страшнее. София отбросила в сторону шлем и защитный жилет, оставила мотоцикл возле гаража и повела гостя в дом.
Комната была обставлена вполне традиционно — удобные кресла, прикрытая узорчатым пледом кушетка, фальшивая медвежья шкура и фотографии животных на стенах.
— Садитесь, пока не свалились с ног. — София подвела мужчину к кушетке.
— Может быть, стоит зажечь свет или вам отключили электричество за неуплату? — с раздражением спросил он.
Девушка прикрыла глаза, собираясь с силами перед неприятным разговором. Если бы можно было найти телефон в другом месте, она бы никогда не привезла федерала к себе домой.
— Я не переношу яркий свет, — сказала она, справившись с нервами.
— Не переносите свет? Как вампиры? — Недовольство в его голосе сменилось тревогой.
«Не пошутить про вампиров он, конечно, не мог, — вздохнула София. — Теперь опять придется рассказывать сказки».
— Прошу прощения, что не объяснила сразу. Это все потому, что я мало общаюсь с людьми.
Она не любила врать, но только полный идиот может поверить в такую правду. И она завела свою обычную песню:
— У меня очень редкое заболевание — врожденная эритропоэтическая протопорфирия, или сокращенно ВЭП. Яркий свет убивает мои красные кровяные клетки, и мне приходится прятаться от него. Поэтому я и живу в глуши, без телевизора, компьютера и…
Она хотела добавить «без человеческого общения», но решила, что это прозвучит жалостливо.
К удивлению девушки, ее история сильно встревожила гостя.
— А что вы делаете, когда встает солнце?
«Ложусь в фамильный склеп».
— Днем я обычно сплю.
Лицо мужчины приобрело странное, болезненное выражение. Возможно, он подыскивает слова сочувствия или ободрения, которые Софии абсолютно не нужны. Прежде чем Митч открыл рот, она заговорила о другом:
— В гостевой комнате есть лампа и телефон. В ванной комнате тоже можно включать свет. Звоните, куда вам нужно, и займитесь наконец вашей раной, пока она не загноилась.
— Сначала звонок. — Он поднялся с кушетки, но тут же остановился. — Где мы находимся?
— Штат Северная Каролина, к северу от Охотничьего ручья.
— Северная Каролина? — Митч почесал опухший от удара затылок. — Я подумать не мог, что забрался так далеко. Сколько отсюда до Ноксвилла?
— Сто тридцать миль.
— Ничего себе! — Он задумался. — У вашего дома есть адрес?
— Я могу назвать координаты для GPS. Подойдет?
— Конечно. Я просто хочу понять, где они находятся, — пробормотал он больше для себя, чем для нее.
— Ваши… друзья?
— Да.
София догадалась, что Митч не помнит, как его везли к дому.
— Это далеко отсюда, но я могу показать место на карте, — предложила она, но только еще больше расстроила гостя.
— Хорошо, — неуверенно согласился он. — Так где телефон?
Она взяла его за руку и повела в полной темноте в гостевую комнату на втором этаже. Здесь же располагались кухня и ванная комната. Сама София жила внизу.
Она вложила в одну руку Митча беспроводной телефон, а другую поднесла к выключателю лампы.
— Не включайте свет, пока не услышите, как захлопнулась дверь. Я пока определю координаты для GPS.
— Спасибо, — отозвался он с секундным опозданием.
Эта заминка насторожила Софию, но она решила не придираться по пустякам. Парню и так сегодня досталось. Она уже подходила к двери, когда Митч щелкнул выключателем. Ослепительная белизна окружила девушку. Она оступилась и больно ударилась о кресло.
— Зачем вы это сделали? — удивилась она, пытаясь нащупать дорогу.
«Где же эта проклятая дверь?»
Свет был слишком ярок, и София даже не пыталась уйти в невидимость.
Вместо ответа, Митч ухватил ее за запястья и прижал к стене.
— Отпустите меня!
Волна гнева захлестнула ее. «Вот ведь идиотка! Даже не проверила его документы». Девушка попыталась ударить его ногой, но промахнулась. Митч навалился на нее, не позволяя повторить попытку.
— Вы ведь не видите меня, правда? — Он словно бы не спрашивал, а обвинял ее в этом.
— Выключите свет!
— Эд приказал вам инсценировать мой побег. Зачем это ему понадобилось?
— Идите к черту! Мне никто ничего не приказывал.
— Хватит врать! Как только я увидел ваши глаза, то сразу подумал, что вы одна из них. Но все-таки сомневался до тех пор, пока вы не признались, что не общаетесь с людьми.