Но в то же время она была другом с ней можно было поделиться своими смутными опасениями, потолковать о тех тревожных предчувствиях, что никак не укладывались в его сознании; ей можно было поверить свои робкие надежды на помощь от жителей поселений, притаившихся по ту сторону высоких гор. Ул не хотел смириться с мыслью о том, что никого не осталось; он был еще молод и не так разуверился в жизни, как старые люди.
Долгие годы он не видел ни единой живой души, кроме этой старухи по имени Младна. Она появилась в тот злосчастный день, когда все мужчины ушли на поиски пищи и не вернулись. В ту пору ему шел одиннадцатый год. Матери своей Ул не помнил, да и вообще, в их крошечном племени было всего три женщины. Когда стало ясно, что мужчины уже не вернутся, все трое, среди которых были две пожилые и одна совсем юная, разразились рыданиями и долго стенали и рвали на себе волосы. Молодая лишилась рассудка и заколола себя остро отточенной палкой. Женщины понесли ее хоронить в специально для этого вырытой собственными ногтями неглубокой яме, и Ул сидел совсем один, когда в деревне появилась Младна, уже тогда бывшая древней старухой.
Она брела, опираясь на толстую сучковатую трость бесценную память об исчезнувших лесах, потемневшую и лоснившуюся после долгих лет службы. Она не сказала, откуда пришла, а, проковыляв в хижину, молча уселась на скамью и сидела там до прихода двоих женщин, ушедших хоронить самоубийцу. Вернувшись, те приняли ее без лишних расспросов.
Так они прожили много недель, а потом две местные женщины захворали, и Младна не смогла их выходить. Странно, что недуг поразил этих двух не молодых, но еще не очень старых женщин, в то время как Младна, дряхлая, немощная старуха, продолжала жить. Младна ухаживала за ними много дней, но они все-таки умерли, и Ул остался один на один с чужачкой. Он убивался и рыдал всю ночь напролет, и в конце концов его крики вывели Младну из терпения. Она пригрозила ему, что если он не успокоится, она тоже умрет. Услышав эти слова, он сразу затих, потому что вовсе не хотел оставаться в одиночестве. С тех пор они жили вместе, питаясь корнями.
Испорченные зубы Младны были плохо приспособлены для грубой пищи, которую им приходилось собирать целые дни напролет, но они скоро нашли способ измельчать корни до такого состояния, что Младна могла их разжевать. Все детские годы Ула прошли в непрестанных поисках и поедании пищи. Теперь он вырос и окреп; ему шел девятнадцатый год, а вот старухи не стало. Задерживаться здесь было ни к чему, и Ул решил не мешкая отправиться на поиски легендарных поселений по ту сторону гор, чтобы жить вместе с другими людьми. Брать с собой в дорогу ему было нечего. Он затворил дверь своей лачуги если бы его спросили, зачем, он и сам бы не смог ответить, ведь животных в этих краях давно уже не было, оставив тело старухи внутри. Пугаясь собственной смелости, Ул долгие часы брел по сухой травянистой равнине и наконец добрался до первого из предгорий. Перевалило за полдень; он карабкался наверх, пока не устал, после чего прилег отдохнуть.
Растянувшись на траве, он лежал и думал о многих вещах. Он гадал о том, что ждет его по другую сторону хребта, и страстно хотел отыскать то заветное, затерянное в горах поселение. Потом он уснул.
Проснувшись, он увидел над собой звезды и ощутил прилив новых сил. Теперь, когда солнце на время скрылось, он старался идти как можно быстрее, не тратя времени на еду. Он намеревался достичь своей цели прежде, чем отсутствие воды сделает дальнейший путь невозможным. Воды у него с собой не было, так как последние представители человеческого рода никогда не покидали своих стоянок и, не имея таким образом нужды в переносе драгоценной влаги с места на место, не изготовляли никаких сосудов для воды. Ул рассчитывал добраться до цели за один день в противном случае он бы умер от жажды. Поэтому, пока стояла ночь и в небе горели яркие звезды, он спешил что было сил, то переходя на бег, то труся рысцой.
Он шел до самой зари, но все никак не мог выйти из зоны предгорий. Три высоких пика по-прежнему маячили впереди. Он прилег отдохнуть в отбрасываемой ими тени, а потом продолжил восхождение и к полудню одолел первую вершину. Там он снова сделал привал и, улегшись на живот, принялся разглядывать местность, лежавшую между ним и следующей грядой гор. На плоской вершине утеса лежал человек. Он зорко всматривался вдаль, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни на просторах раскинувшейся перед ним равнины. Но ничто не нарушало мертвенного покоя безотрадной, выжженной пустоши...
Вторая ночь пути застигла Ула среди скал равнина, которую он пересек, и то место, где он отдыхал, остались далеко позади. Он почти уже преодолел второй хребет, но, несмотря на это, шел, не сбавляя шага. Накануне его одолела жажда, и он пожалел о той глупой прихоти, что толкнула его на это опасное путешествие. Но в то же время, разве мог он оставаться один на один с трупом в той маленькой, выжженной солнцем долине? Пытаясь убедить себя в правильности своего решения, Ул спешил и спешил вперед, напрягая последние силы.
И вот уже осталось всего несколько шагов до прохода между скалами, за которыми открывался вид на земли, лежавшие по ту сторону гор. Ул устало карабкался вверх, то и дело срываясь и ушибаясь о камни. Она была совсем близко та страна, где, по слухам, живут люди; страна, о которой в пору его детства ходили легенды. Путь был долгим и многотрудным, но цель стоила того. Гигантский валун загородил ему обзор; трепеща от волнения, он взобрался на него и при свете заходящего солнца увидел страну своей мечты; радостно глядя на жалкую кучку домов, прилепившихся к подножию дальнего хребта, он вмиг позабыл и о жажде, и об устало ноющих мышцах.
На этот раз Ул не стал делать передышку. То, что он увидел, дало ему сил кое-как пробежать, проковылять, а под конец и проползти оставшиеся полмили. Ему казалось, будто он различает снующие среди хижин фигуры людей. Тем временем солнце ненавистное, смертоносное солнце, принесшее гибель человечеству почти зашло за цепь гор, и до самого последнего момента Ул не мог быть уверен в деталях той картины, что стояла перед его взором. Но вот наконец и хижины.
Они были очень старыми глиняные кирпичи веками сохранялись в условиях сухой неподвижной атмосферы гибнущей планеты. Вообще-то она, эта планета, не так уж сильно изменилась, если только не считать населявшей ее живности трав да этих жалких последних людей.
Распахнутая настежь дверь ближайшей хижины висела перед ним на грубо сработанных деревянных крючьях. Уже смеркалось, когда Ул, до смерти усталый и разбитый, переступил порог и, до боли напря-. гая утомленные глаза, принялся искать взглядом долгожданные лица людей.
