Тот с неудовольствием замотал головой.
— И думать не хочу, советник. Тут каши не сваришь.
— Позвольте, милый друг, — проговорил Измаил-Чак, не без досады усмехнувшись. — Ведь вы стоите на историческом месте! Здесь, у ваших ног, некогда лежал город, обитали люди, открывшие Америку! Это родина человека, открывшего наш Южный полюс! Случилось это ровно в 2000-м году по Р. X. Здесь родился человек, первый водрузивший флаг на Северном полюсе! Не трагедия ли, что родина этих людей, проникших в сердце льдов, сама теперь погребена подо льдом и снегом, что здесь в некотором смысле воскресают вымершие эскимосы!
— Не трудитесь, советник! — со смехом вставил Хамайдан, его Секретарь. — Этот Стэндертон-Квиль самый неисторический человек под луной! Мозг его — сущая коллекция алгебраических формул, сердце — узамбаранитный мотор, мир его ощущений — целая цепь технических понятий, рычагов, спиралей, волн, колес и мыслит он колебаниями, силовыми станциями и приборами для бурения земли! Мы уже во время переезда тщетно пытались уяснить ему трагедию северного полушария!
— Что хотите, друзья? Для меня это все техническая проблема! Видите ли, земля — это яблоко, населенное бактериями. Оно освещается и согревается большой электрической грушей, и вся эта механика попала в облако пыли, так что яблоко не получает уже столько тепла, как раньше, и бактерии не могут жить в самых холодных его точках, не находят там пропитания, потому что северная и южная области яблока подернуты инеем! Нет ничего проще этого объяснения! Где тут сложность, где романтика? Вопрос лишь в том, как нам вывести яблоко и электрическую ампулу из проклятого облака и где-нибудь в другом месте обеспечить хлеб и жилье бактериям Севера и Юга! Мне кажется, это техническая проблема, и она меня интересует исключительно с этой точки зрения! Это — основное!
— Правильно, совершенно правильно, милейший Стэндертон! — возразил Измаил Чак, сделав тщетную попытку похлопать по плечу инженера, который был выше его на целый аршин. — Вы действительно широко охватываете проблему! У нас, мелкоты — правда, маленькая, но совершенно неустранимая задача пропитать эти миллионы бактерий северных и южных широт, и никакой инженер в мире не выведет нас из беды своими рычагами и колесами, если его машины не создадут урожая и не наплодят убойной скотины! Но если вам удастся этот фокус, и если вы сумеете сдуть прочь облако пыли, обволакивающее согревающую нас ампулу и задерживающее тепловые лучи, вы станете величайшим человеком в мире и героем нашей отчизны, президентский пост которому обеспечен!
Стэндертон улыбнулся и ответил: — Если вспомнить, что наша планета таит в своих недрах колоссальные количества тепла, бесполезно пропадающие там, и что дело лишь в том, чтобы отвести эти потоки тепла в полярные области земли, то невозможное представляется вполне возможным! Подумайте: ведь наша земля в незапамятные времена была маленьким солнцем, раскаленным шаром, поверхность которого остыла, оделась оболочкой из горных пород, внутренний же жар сохранился до наших дней почти в неуменьшенном состоянии! Как вы думаете, какова толщина земной коры, отделяющая нас от вечного огня? Фандерштрассен — специалист, он подтвердит, что эта земная оболочка относительно не толще яичной скорлупы! Разве не так, Фандерштассен?
— В общем, это так, Стэндертон! Давайте-ка, сообразим! На каждые сорок метров проникновения в земную кору температура поднимается на один градус. На глубине сорока километров должен царить жар в тысячу градусов! На глубине двухсот километров все горные породы были бы расплавлены, если бы этому не мешало давление мощных масс коры и, несмотря на невообразимый жар в глубочайших недрах земли, эта внутренняя масса должна быть тверже стали, ибо на каждый квадратный сантиметр ее давит два миллиона килограммов! Эта тяжесть сдавливает вещества, которые при царящем там жаре должны были бы с неудержимой силой разлететься раскаленными газами!
Это так! Тем не менее, путник, который мог бы продвигаться по прямой линии к центру земли, уже через восемь часов ходьбы достиг бы области с температурой в тысячу градусов! Да куда же мы к чорту годимся, если не сумеем обратить себе на службу этот поток тепла? Вы знаете что мы готовимся использовать для нашей промышленности теплоту горных вулканических очагов, и я говорю вам: при некоторой энергии нам удастся проникнуть еще глубже, хотя бы для этого пришлось взорвать пол-земного шара зарядом узамбаранита!
Стэндертон-Квиль поднял кулак в воздух и топнул по льду своим широким сапогом, словно хотел этим жестом исторгнуть у стареющей матери-земли скупо хранимый солнечный жар.
Измаил Чак рассмеялся, заметив этот гневный жест, а с ним и остальные товарищи.
Да этот человек способен взметнуть нас до луны своим узамбаранитом! — проговорил член Совета, и на лице его отразился такой комический ужас, что даже раздраженный инженер присоединил свой густой бас к общему хохоту.
— Потерпите! — промолвил он. — У каждого свои планы…
— Желаем удачи! А теперь, друзья, нужно выработать наш дорожный план. Используем остаток дня до сумерек для того, чтобы изучить эту область Норвегии с большой высоты в общих ее очертаниях. К заходу солнца я хотел бы оставить за собой эту юдоль тоски — да и вам, наверное, хочется вернуться в цивилизованные края. Мне кажется, всего целесообразнее будет отправиться на большой аэродром в Ницце; в этом случае мы завтра одним прыжком очутимся в Риме, согласно приглашению уважаемого президента Европейских Соединенных Штатов, а послезавтра я полагаю возвратиться в Занзибар. Мы можем быть там к вечеру, если только наш друг Стэндертон не бросит нас на произвол судьбы!
— Гарантирую вам на обратном пути скорость в пятьсот километров! Через шесть часов по отбытии отсюда мы будем в Ницце, в десять часов перескочим из Рима к экватору, а двумя часами позже увидим перед собою огни аэродрома Багаймойо!
Инженер опустил в карман линейку и сложил карту.
— Итак, вперед, друзья мои! Позавтракать мы успеем в дороге. Рассаживайтесь!
Граната-вагон состояла из трех частей. В переднем конце была будка рулевого с контрольными аппаратами высоты и скорости и с рулевыми приспособлениями, требовавшими особого внимания. Огромные компасы и великолепные прозрачные фотографические карты местности, по которой предстояло ехать, разворачивались, сами собой, сообразно скорости полета и значительно облегчали вожатому его задачу.
В конце гранаты, в широкой дульной части, находился машинист, наблюдавший за тонкой работой узамбаранитного аппарата, подкладывавший одну взрывную пилюлю за другой в камеру сгорания, оканчивавшуюся выводными трубками. Эти части аппарата подвергались действию страшного жара, который в состоянии выдержать только платина. Чрезвычайно остроумно построенный охладительный аппарат, наполненный жидким гелием, температура которого, как известно, равняется 268° холода, обеспечивает целость этой важнейшей части механизма.
