Сначала они говорили об игрушках, и это я ещё пытался слушать, но потом разговор перешел на специфические материи, на драйверы и винчестеры, на ассемблер и турбо-си, на сканеры и процессоры, и мне, едва знающему, чем XT отличается от AT, и не понимающему разницы между EGA и VGA, слушать это было уже невозможно.
Поезд, наконец, закрыл двери и поехал. Народу набилось ещё больше. Аленка как сидела на своем рюкзаке где-то внизу, отгороженная от меня моим шмотником и каким-то мужиком, так её было не видно и не слышно. Меня совсем прижали к моему станку, места, куда поставить ногу, уже почти не оставалось, и фактически я висел над шмотником, упираясь рукой в дверь. Тетки с огромными сумками непрерывно входили, выходили, толкались, проходили из вагона в тамбур, из тамбура в вагон, и черт знает ещё куда и зачем. Иногда кто-нибудь начинал ворчать по поводу нашего снаряжения; тогда Краснопольский, который и сам занимал очень много места, что-нибудь отвечал и провоцировал новый шквал нападок. Но этого-то ему и было надо; он умеет говорить так громко и звонко, что его было бы слышно даже в другом конце вагона метро, грохочущего в туннеле, и перекричать его никому не удавалось.
Ехали мы час с лишним. Наконец, показалась наша станция. Мы похватали свое барахло и высыпали наружу.
- Ну, мы здесь. А где Витька? - спросил я, оглядывая платформу. В дальнем её конце виднелись какие-то фигуры, но они не пошевелились при нашем появлении.
- Стоит, наверное, где-нибудь на краю, - предположил Краснопольский.
Но тут я уже увидел Витьку - он шел навстречу нам. Как всегда, он позаботился о своей внешности: хайратник поверх мощной шевелюры, парадка, вся утыканная эмблемами и значками и с корнцангом, прицепленным к клапану кармана, намеренно драные джинсы, облепленные грязью кирзовые сапоги, и на шее - галстук-бабочка.
3.
Он с сугубо деловым, не выражающим ровно никаких эмоций, видом, подошел к нам, и прежде всего пожал руку Краснопольскому, оказавшемуся впереди.
- Здравствуй, - сказал Витька подчеркнуто вежливо и абсолютно бесстрастно. Он так всегда здоровался с людьми, от которых желал только одного - чтобы они немедленно провалились сквозь Землю и избавили его от своего общества.
- Витя, ты меня не будешь бить? - спросил Краснопольский.
- Нет, - ответил Витька, немного смягчившись.
Тем временем подошли люди, ехавшие в соседнем вагоне. Они обсуждали какие-то свои дорожные приключения.
- И они-таки хотели нам доказать, что в электричке нельзя петь так громко! - горячился Либерман.
Пока мы пожимали руки, Краснопольский сказал Витьке:
- Можно тебя на минутку?
Они отошли в сторону, и Краснопольский начал что-то говорить наверное, объяснял причины, по которым он отправился в лес. Или обещал не показываться Витьке на глаза, не отвлекать на себя внимание Аленки и вообще вести себя тихо. Через пару минут они кончили приватную беседу, и мы, наконец, двинулись в путь.
- Шварцман, ты почему у девушки рюкзак не взял? - строго спросил у Витьки Либерман.
- Не дам я ему его, - отозвалась на это хозяйка рюкзака, то есть Аленка. - Сама донесу.
Наверное, у неё имелись веские причины не доверять Витьке свой шмотник. Она, Витька и я шли немного впереди, а остальные держались сзади.
- Сколько у тебя компонента? - тихо спросил Витька, чтобы другие не слышали.
- Пузырь, бутылка портвейна, и два сушняка. В общем, немного, ответил я.
- Ничего себе немного, - сказал Витька. - Этого нам хватит, чтобы упиться.
- Не вижу причины, почему бы благородному дону... бр-р, свинье не напиться как благородный дон. А вообще я не собираюсь упиваться. Я как-то больше думаю других угощать.
- Разумно, - одобрил мою мысль он. - Но только знаешь что? Водку спрячь и не открывай её ни в коем случае. У меня есть банка томатного сока, и мы сделаем "кровавую Мэри".
- А с кем ты стоишь? - поинтересовался я.
Витька неопределенно пожал плечами.
- Вообще-то с Поленовым. Но он меня в последнее время все больше и больше достает, короче, я считаюсь стоящим на его костре, а палатку поставил в стороне, на одинаковом расстоянии от него и от "Восемнадцати".
Он любит махать руками, когда говорит, но я только сейчас обратил внимание на то, что он делает это чересчур энергично и понял, что он не без пользы для себя проводил сегодня время. И тут же до меня дошло, почему Аленка не захотела доверять ему свой рюкзак. У неё какой-то фантастический нюх на эти вещи. Я как-то позвонил ей, выпив перед этим всего один стакан сухого. И что же? Не успел я с ней поздороваться, она тут же спросила: "Юра, ты опять пьяный?"
- Как там в лесу, мокро? - спросил я. Дождя не было, но тучи никуда не делись.
- Ну так, если будут сапоги по уши, то может быть, не вымокнешь. По дороге, правда, в самых топких местах проложили гать.
- Вообще здесь не повезло с туземцами, - рассказывал Витька. - Они не любят кээспешников. Сторож пионерлагеря или чего-то в этом роде - там, на полпути - говорил, что возможны даже инциденты с применением огнестрельного оружия.
Я про себя присвистнул и сказал, обращаясь к Аленке:
- Боже мой, куда он нас притащил?! Что, надо поворачивать и ехать обратно?
Разумеется, никуда мы не повернули. Пристанционный поселок кончился, и мы шли по шоссе, тянувшемуся через лес. Пройдя по нему с полкилометра, мы согласно маркерам свернули и, миновав какие-то постройки за забором наверное, тот самый пионерлагерь, - вышли на опушку леса. Тут среди внушительной свалки, не успевшего стаять снега и намешанной ногами глины разлилась огромная лужа, превращая все место в малопроходимое болотистое пространство. Мы остановились, чтобы Аленка переобулась. Я с любопытством глядел на Краснопольского, но тот вовсе не выглядел обескураженным или озадаченным. Как будто для него не было ничего более естественного, чем ходить босиком по холодным лужам, он снимал ботинки и закатывал штаны. Его рубашка, цивильные брюки и дипломат выглядели очень странно в сумеречном весеннем лесу, да ещё в окружении людей в сапогах и штормягах.
В лесу было уже довольно темно. Тропинка будто нарочно выбирала самые мокрые и залитые водой места. Маркера висели очень редко, я бы здесь в одиночку дорогу не сумел найти и непременно бы заблудился. Мы трое опять оторвались и шли, далеко обогнав остальных. Идти пришлось километра два. Витька не обманывал - то и дело попадались глубокие ручьи, которые приходилось переходить по проложенным рядом друг с другом двум-трем скользким бревнам. Потом мы перебрались ещё через один ручей, более глубокий и широкий - на его берегу пара женщин мыла миски - и довольно неожиданно оказались между палаток, стоявших посреди сосняка. Между стволов мелькало оранжево-красное пламя костров, пахло дымом, слышалось треньканье гитар, и хотя я был до этого в лесу очень мало, у меня появилось чувство, будто я попал в дом родной.
