ПЛАН-СХЕМА
Начнем со школы. Старший класс. Приходит новенькая - невзрачная девочка Маша. Вялая, ко всему безразличная. И учится странно. Тройки, тройки, тройки с минусом... И неожиданная пятерка с плюсом по географии - карты рисует на доске наизусть. А через месяц уже не помнит ни рек, ни гор. Зато блестящие успехи по математике. Послали ее на конкурс - провалилась. И "общественное мнение" - нет судей безжалостнее девочек - выносит суровый приговор: новенькая задается, надо ее на место поставить. Но у Гурия собственный взгляд. Он никогда не старался примкнуть к большинству. Не курил, только чтобы показаться взрослым. Не осуждал Машу лишь потому, что другие ее осуждали. Демонстративно сел за одну парту. И когда родители взяли Машу из школы, потому что ей трудно было заниматься по стандартной программе, одному только Гурию открыла она тайну своих успехов и неудач. А позже, когда оказалось, что опыт удачен, безвреден и нужна целая школа для варитантов, Маша тотчас известила Гурия. И он был принят. Отец и мать возражали, но Гурий настоял на своем... Второй этап: школа варитантов. Здесь выращивают в человеке конкретный талант. Как это делают? Тоже надо обдумать. Есть два способа совершенствования организма. Назовем их гимнастический и гастрономический. Гимнастические избирателен: в плавании работают такие-то мускулы, в прыжке - такие-то, в боксе - совсем другие. Боксер упражняется со скакалкой, борец с тяжелым мешком, конькобежец на велосипеде. Упражняют самые нужные мускулы. Гастрономический применяется в столовых. Вот тебе, едок, котлеты, жуй и глотай. Организм сам разберется, какие ферменты пускать в ход, как и что переваривать, а что не переваривать. Профессионалы применяют оба способа. Художники - гимнастический: натюрморты, натура, эскизы, этюды, наброски, выезды на природу, уголь, гуашь, акварель... Для писателя же главное - жить полнокровной жизнью. А уж как удалось отобразить эту жизнь на бумаге, оценит читатель... Чисто гастрономический способ, Думается, что и школа варитантов пойдет по этому же пути. Уважаемый мозг, тебе дана разервная мощность, дана задача, сам решай, какие отделы снабжать кровью, куда направлять подкрепления. И мозг разберется. Не было способности - она появится, разовьется, укрепится, придет умение, возникнут новые интересы. Неважное прежде станет насущным и увлекательным. Говорилось уже, что мальчиком Гурий любил рисовать. Большого таланта не было, но склонности намечались. Во всяком случае, Гурий видел мир как художник, видел в кроне дерева десятки оттенков - красноватых, буроватых, желтоватых, синеватых, лиловых в тени, почти черных... На чистом снегу смаковал синие, сиреневые и желтые блики. И на прогулках каждый пень и каждую лужицу хотелось ему перенести на холст - не для коллекции, а потому, что, только прорисовывая, разглядываешь как следует каждый листик, каждую веточку, каждую трещину коры, а все они достойны любования. Но вот окончена школа варитантов, и в Гурии просыпается математик. Не формы видит он, а формулы; вместо цветных пятен - кривые линии на координатной сетке. Увлекательная взаимосвязь величин открывается ему: каждому уравнению соответствует кривая, каждой кривой - уравнение. Реальный мир уходит на задний план. Гурий рассчитывает орбиты астероидов, но нет в голове мрачных скал, висящих на звездном фоне. Любой вопрос переводит он на язык производных и интегралов. В этом очищенном мире Гурий чувствует себя шахматистом за шахматной доской. Условия даны, фигуры расставлены: требуется найти правильный ход. Желательно, чтобы решение было простым и красивым - неожиданным, новым, эффектным. Как выигрыш с жертвой ферзя. И у математика Гурия это всегда получается. На втором этапе ваританты становятся инженерами. Математические точки приобретают объем, превращаются в массивные глыбы, которые надо вести по расчетным кривым, подгонять и притормаживать, поворачивая так и этак, обрабатывать лучами и взрывами... Предметы снова становятся зримыми... но не такими, какими видел их мальчик Гурий, любитель карандаша и кисточки. Инженер Гурий с удовольствием думает о кубических метрах и километрах, ощущает их плотность и массу. У него инженерное чутье, он без вычислений находит удачные решения: как и где подтолкнуть, чтобы разом перевернуть и уложить на место подлетающую гору. Красивые решения: остроумные и неожиданные, не решения - изобретения настоящие... Технические открытия. Да, радостно быть талантливым. И сменная талантливость утвердилась, оправдала себя на практике, потребовалось массовое обучение. Ваританты первого призыва становятся наставниками, инструкторами, педагогами. И конечно же, тоже талантливыми. Третий этап. Гурий - педагог, инженер душ человеческих. И этот новый Гурий снова мыслит конкретно. Зн интуитивно понимает, кто из его учеников на что будет способен, какие склонности надо развить, какие шероховатости убрать, как сгладить острые углы, как подогнать людей друг к другу, чтобы не толпа была, а коллектив. Скульпторы так ощущают мраморную глыбу. Для посторонних - бесформенный камень, а для ваятеля очертания фигуры. Здесь надо отсечь, здесь сгладить, тогда проступит наружу скрытая в камне красота... Приятно ваять красивые души... и душам приятно становиться красивыми. Радостно принимать благодарность оперившихся, сознавать, что делаешь благородное дело и делаешь его хорошо. В чутком, с полуслова все понимающем педагоге и нашла Люба то, что не хватало ей в жизни. Итак, мне предстоит описать счастливого человека. Великолепный математик, великолепный инженер, великолепный учитель. Везде удачи, все достается легко. Материал покоряется, даются красивые решения, лепятся добрые души. Что еще? Чего мне не хватает? Мне, автору?
ИЗЮМИНКА
Изюминки не хватает мне. Фантастической. Предстоит описывать талантливого математика, инженера, учителя. Но есть такие люди и сейчас, только живут они в разных телах. Я объединяю их в биографии Гурия, но мог бы и разделить ее на три рассказа, на серию рассказов о счастливых, талантливых людях. Что же дало сложение? Неужели количество не перешло в качество? Какое же новое качество может родиться в мозгу? Давайте подумаем. И для разбега начнем с нуля. У человека две сигнальные системы: образная и словесная, или, по Павлову, "первая" и "вторая". Но до первой была у живого и более примитивная система автоматических ответов на раздражения. Подсолнечник не видит солнца, но к свету поворачивается. Паук не видит муху, он опутывает нечто трепещущее, трясущее паутину. Муху или ножки камертона, пауку безразлично. Только у высших животных звуки, запахи, краски сливаются в образ мухи, солнца или, допустим, льва... Обобщение раздражений и есть первая сигнальная система. А вторая - обобщение образов в слова: муха - двукрылое - насекомое животное - живое... Первая сигнальная - обобщение, вторая - обобщение, по логике вещей и третья должна быть обобщением... Может быть, у наших варитантов, у Гурия в частности, родится в мозгу этакий клубок ассоциаций. Так и представляю себе спутанные нитки, переливчатые, звучащие, ароматные, как-то влияющие друг на друга. А в результате вывод: "Ваша идея дурно пахнет" или: "Диссонанс, так и режет глаз".
