Поэтому в ближайшее воскресенье она запаслась сгущенкой, компотом, мукой, маслом, яйцами, ванилином, корицей и побежала к Саше - печь пирог и мириться.
А Саши дома не оказалось. Вера - человек бывалый, где люди прячут ключи, ей известно. Она пошарила за дверным косяком и вынула большой железный, тронутый ржавчиной ключ. В этом краю люди запирают дверь от росомах и рысей, поэтому Вера не спрашивала себя, прилично ли входить в отсутствие хозяина. Она оставила у порога лыжи, в сенях обмела одежду.
В доме было чисто, вода в ведрах имелась, печь протоплена. Вера вымыла руки и принялась стряпать. Скоро в дому запахло разогретым маслом и ванилью.
Вера загнула пирог на четыре угла и посадила его в печь. Остался еще кусок теста, и Вера налепила маленьких пирожков. Они испеклись быстро, пока девушка отмывала стол и посуду. Постелила на столе льняное полотенце, высыпала на него пирожки, поставила чайник и присела отдохнуть.
Что-то Саши долго нет. С одной стороны - хорошо: пирог поспеет, чай настоится, хозяину с мороза радость. А с другой,- обидно будет, если не увидятся. Вере хотелось поговорить с Лискиным. Обстоятельно, за долгим чаепитием. На глаза попалась мисочка в подпечье. Она была пустой и сухо блестела. Повинуясь какому-то безотчетному движению души, Вера разбавила теплой водой сгущенку и налила в мисочку.
А потом пришла пора пробовать пирог. Вера выскочила в сени, большим ножом наколола лучинок. Открыв заслонку печи, осторожно воткнула лучинку в румяную корочку. Нет, еще не готов.
Вера вернулась к столу. Тихо как! Сюда бы ходики или сверчка. Впрочем, тишина этого дома уютна, дом был живой, хотя Саша явно обходился минимумом комфорта. Но в этом доме была душа. Не исключено, что питалась она молоком.
Вера фыркнула при этой мысли и отыскала глазами мисочку. Посудинка была пустой. Так.
Девушка уже начала привыкать к таинственным событиям. Ведь снова в этот дом ее привело любопытство. Маленькая тайна Саши, его нежелание прояснить непонятное.
Вера потянулась за пирожком. Пирожки уже отмякли под полотенцем и задышали, источая ароматный парок.
Но рука девушки замерла над румяной горкой. Из-под стола протянулась крошечная серая лапка, мгновение помедлила, ухватила пирог и утащила. Это было смешно и совсем не страшно. Вера затаила дыхание. Под столом было абсолютно тихо, но ей почему-то показалось, что пирог неизвестному похитителю понравился. Скоро она в этом убедилась. Лапка появилась снова. Но взять следующий пирожок было несколько труднее, и лапка вытягивалась напряженно. Нет, не получается.
Вера уже успела рассмотреть, что, собственно говоря, это не лапка, а крошечная рука, поросшая серебристой шерсткой, с голой темной ладошкой и даже с ногтиками. Рука гнома?
Гному пришлось вылезти из-под стола. Над столешницей сначала появилась лохматая макушка, потом вторая рука, ушки пенечками, а затем показалось лицо.
Грустная мордочка, несколько темнее рук, с розовым кожистым носом, с большими блестящими глазами. Вера сразу узнала эти глаза. Гном Веру не замечал. Все его внимание было сосредоточено на пирожках. Он взобрался на стол, уютно уселся, обеими руками взял пирожок и блаженно засопел.
Вера никогда не видела подобного существа. Оно очень смахивало на мультипликационного героя - что-то вроде Чебурашки. Существо было обаятельным, забавным, милым. Вера разглядывала его с улыбкой.
Гном почувствовал ее взгляд, поднял мордочку. И замер, зажав в ладошке остаток пирога. Он не испугался, ничуть. Но его немыслимые глаза смотрели на Веру вопросительно - мол, кто ты и не обидишь ли? И Вера заговорила, смягчая голос, пустив в ход самые бархатные обертоны:
- Ну что ты, маленький? Что ты так смотришь? Я тебя не обижу, хороший. Что ты такое, что за чудо? Откуда ты такой взялся?
Существо склонило голову, прислушиваясь и вроде даже собираясь ответить. Кстати, Вера бы совершенно не удивилась, если бы раздался в ответ тоненький голосок. Но гном только вздохнул.
Вера осторожно протянула руку. Гном не убежал, но под серебристой шкуркой явственно прошла дрожь. Он был готов улизнуть. Вера взяла пирожок и протянула его существу, продолжая ласково приговаривать. И маленькая рука нерешительно протянулась навстречу.
Через час появился Саша. И застал в своем доме идиллию: запахи сдобы, тепло, тишину. Веру, на коленях которой посапывал сытый и довольный "Чебурашка". Вера гладила тугое пузико, а гном тихонько урчал.
- Да,- сказал Саша,- это удивительно. Оказывается, геологи из Снежинки - хорошие ребята.
- Т-с-с-с, тихо,- зашипела Вера.- Видишь же, спит.
Саша забрал теплое потяжелевшее тельце, отнес его на печку. Они беседовали вполголоса, часто оглядываясь, словно в доме спал ребенок. Саша, ублаженный вкуснющим пирогом и чаем, стал намного сговорчивее.
- Слушай, Лискин, что это такое и где ты его взял?
- Что это? Видишь ли, Вера, это называется Кузя, а по происхождению оно - самый настоящий домовой.
- Ну тебя, Лискин, я же серьезно.
- Да я тоже. Ну, хорошо, я наелся, дела сделаны, Кузя спит,- можно поговорить подробнее. Только предупреждаю, история долгая.
- Давай долгую.
- Ну так вот. Я собирался в эти края. Никого я тут не знал. А мой приятель родом из этих мест. Вот и подсказал, чтобы остановился я пока в избе его бабушки, которую буквально на днях он забрал из деревни. Одна старуха осталась. Пришел я к ней за ключом. Рассказала она мне, как дом найти, поклоны и приветы перечислила, а потом и говорит: "Виновна я сильно. В город уехала. Внук тут, правнук, да и житье легче. А только дом-то бросать негоже. И домовика жалко, погибнет ведь, сирота горькая. Одна надежда - домовик смышленый, может, переберется к кому. Хозяи-и-ин был, отрада. Молоко у меня по четыре дня не скисало, козушка здорова да гладка, хорь ни в жисть в курятник не лазал. Уж ты домовика покорми, поприветь. Ну и... повинись за меня".
Саша налил себе еще кружку чаю.
- Я, конечно, все это выслушал, пообещал, ключ забрал и отбыл. Добрался до места ночью. Дом отпер, вошел, и холод меня пронял. Дом нежилой недавно, а запустение: плесень, паутина... Ладно, думаю, переночую, а там видно будет. Улегся. И слышу - плачет кто-то. Ну точно, как ребенок. Больной ребенок. В жару они иногда вот так лепечут. Ну, я встал. Фонарик зажег, осмотрелся. Нет никого. Думал, почудилось. Лег. Снова плачет. Часа два искал, весь дом перерыл. Наконец за печкой, в груде тряпья, нашел. Испугался сначала: я ведь хоть и ботаник, но про животных тоже кое-чего понимаю. А тут такое. Но тогда не до рассуждений было. Жалко стало. Взял я Кузю, укутал как следует, горячим молоком напоил. Отогрелся он, притих. По дыханию слышу - уснул. Разглядел я его, точно - не видел такого никогда. Но в то же время знакомое что-то почудилось. Дня через два лучше ему стало. Я его малиной поил, липовым цветом. Такое существо оказалось - все покорно глотает, а глазища жалостные и смотрит, словно просит: не бросай меня, я маленький, плохо мне. Ну как же бросить? Перебрался я сюда, заимку эту отмыл, протопил, обиходил. И зажили мы вдвоем. Кузя поправился, потолстел, шерстка заблестела. Пробовал я кошку принести, думал - компания ему будет. А кошка только на порог - шерсть дыбом, из ноздрей чуть не искры. Фыркает, горбится. Не стала у нас жить, ушла. А я все пытался определить, что за фрукт - Кузя. Книжками обложился. И вот есть одна бредовая идея...
