Не хотела касаться этой темы, но не удержалась. Всё, что нас ждёт, нас ждёт впереди, поэтому не стоит портить себе нервы заранее. Это никуда не уйдёт. Нас ждёт неведомое, и сегодня мы отправились в путешествие в это самое неведомое. А корабль у нас словно специально к такому случаю называется «Эдвенчер». Посмотрим, что за приключение нас ждёт.
И вот теперь я сижу за маленьким столиком у себя в каюте. Здесь непривычно, поэтому немного странно, однако довольно уютно. Мне кажется, что я очень быстро освоюсь в своём жилище и полюблю нежный сливочный цвет обивки стен, этот милый столик, а койка и сейчас представляется такой удобной, что я напишу о туземных порядках и тотчас же, не раздумывая, лягу спать. Удобно здесь то, что форма обязательна для каждого члена экипажа и пассажира, причём у нас четверых темно-синие брюки и куртка, у горничной и повара — голубые, а у пассажиров — светло-вишнёвые. Никаких нарядов, никаких украшений, никакой косметики. Я, конечно, понимаю, что мы летим не на увеселительную прогулку, и любое, даже самое незначительное подчёркивание своих женских или мужских достоинств неуместны, но, насколько я знаю женщин, не всем пассажиркам запрет на косметику придётся по вкусу. Правда, если учитывать, что мы везём психо…в всевозможных областей, то, можно ожидать понимания разумности этого запрета. С формой тоже неплохо придумано. Во-первых, пока я не научилась распознавать всех в лицо, я могу быть уверена, что по крайней мере горничную, повара и бортинженера я узнаю без подсказки. Во-вторых, полностью отпадает забота об одежде. Каждый день в одном и том же появляться в кают-компании неудобно, даже если ты очень скромный человек. Поневоле немалую часть времени будешь посвящать думам о суетном вместо того, чтобы сосредоточиться на моральной подготовке к очень ответственной и опасной работе. О себе я не говорю, а целиком забочусь о психо…х. Вообще-то, мне даже приятно, что здесь строгие аскетические порядки. Откровенно говоря, я немного отвыкла от такого, потому что у нас всё было слишком по-домашнему. Зина, как натура творческая, постоянно демонстрировала нам новые джемперы и свитера со сложнейшим рисунком её собственного изобретения, Сашины рвущиеся в плечах рубашки, очень модные на Земле, но неудобные на космическом корабле, были источником моих частых огорчений и трудов, потому что невозможно не уважить его периодических «братских» просьб их зашить, а Алексей Афанасьевич вдруг полюбил свой роскошный барственный халат, и я подозреваю, что это произошло после того, как я сказала, что в нём он похож на Шерлока Холмса и дала ему почитать "Собаку Баскервилей", и с тех пор часто можно было видеть, как наш славный командир, явно копируя иллюстрацию к упомянутой книге, сидит в кают-компании в кресле, накинув поверх костюма халат, и работает или читает. В такой домашней обстановке в конце концов теряешь форму и время от времени нужно попадать в условия, где требуется собранность и умение следить за своими поступками, словами и даже жестами.
24 января
Вижу, что вчера я исписала немало бумаги, хотя писать было не о чем. Как же мне успеть изложить то, с чем я столкнулась сегодня, ведь самое малое и незначительное (в дальнейшем) происшествие в первый раз кажется знаменательным и заслуживающим описания. Начну поэтому с самого начала, то есть пробуждения, а если не успею добраться до отхода ко сну, то продолжу рассказ завтра, хотя завтра меня будут ждать новые впечатления.
Меня разбудил мелодичный звонок. Очень хорошо, что звук сделали таким приятным и не очень громким. Он вошёл в мой сон, став его составной частью, а потом отделил явь от сна и легко, без принуждения вывел меня из забытья. Наверное, это какое-нибудь новое изобретение, и теперь меня каждое утро будет будить ненавязчивый сигнал. Такие звонки установлены в каютах каждого члена экипажа, а может, и у пассажиров, потому что повар подаёт завтрак в определённое время. Честно говоря, мне было странно ощущать себя в незнакомой каюте на корабле, набитом неизвестными мне людьми. Как обнаружилось позднее, соседка справа у меня горничная, а сосед слева — командир. Напротив — каюта первого штурмана, а напротив командира — каюта бортинженера. Напротив горничной расположился повар. Каюты учёных размещены после кухни, столовой и кают-компании. Рубка, как место запретное для непосвящённых, находится в стороне от всех, а особенно от пассажирских кают. То, что каюты вмещают в себя все мыслимые удобства, говорить не приходится, а для экстренного разговора с капитаном предусмотрена специальная кнопка: нажмёшь на неё, и капитан ответит. Понятно, что у меня не возникает желания её нажать. Если капитану вздумается мне что-то сообщить, он сможет сделать это, опять-таки не выходя из каюты. Точно так же мистер Уэнрайт может связаться с любым человеком на борту. К воротнику моей куртки приколот небольшой цилиндрик, по которому в любое время командир может отдать мне распоряжение.
В коридоре я никого не встретила, но в рубке уже собралась вся команда, кроме меня. Лица сосредоточенные, преисполненные чувства ответственности. Я понимаю, что все войти в рубку одновременно не могут и кто-то обязательно будет последним, но всё-таки мне было неприятно, что последней оказалась именно я. Да ещё командир обронил на меня мимолётный взгляд, сухо поздоровался и сообщил, что хочет напомнить нам о наших обязанностях. Когда чувствуешь себя неловко, предпочитаешь спрятаться куда-нибудь в уголок, но первый штурман и бортинженер вежливо расступились, и мне поневоле пришлось встать между ними и оказаться лицом к лицу с холодным и каким-то бесчувственным англичанином. Впрочем, "лицом к лицу" — это сильно сказано, потому что он был выше меня на голову, если не больше, и мне приходилось смотреть на него снизу вверх. Мистер Форстер был ему под стать, хоть и не такой худой, что, однако, скрывалось просторным костюмом, а бортинженер лишь вчера почему-то показался мне среднего роста, на деле же был значительно выше, а уж мощен был непомерно. Между двумя такими соседями я образовала провал и, бросив взгляд на то место, где я стояла и нарушала этакую демонстрацию силы, командир показал, что называть его бесчувственным было преждевременным, так как по лицу его вновь прошло что-то типа судороги, словно ему было невыносимо видеть меня в рубке. Возможно, эту мимолётную тень заметила лишь я, как человек заинтересованный и имеющий причины быть настороженным. В дальнейшем он уже не показывал так явно своего недовольства, а может, и отвращения, и сохранял суровое бесстрастие.
Мистер Уэнрайт коротко сказал нам о наших обязанностях, но ничего нового не открыл. Пока он говорил, я старалась к нему присмотреться, ведь мне предстояло ещё очень долго иметь с ним дело. Лицо у него не было ни красивым, ни некрасивым. Форма удлинённая, черты довольно правильные, чёткие, глаза среднего размера. Ничего яркого, броского. Думаю, что дело здесь не в форме носа, губ или разрезе глаз, а в характере. Будь мистер Уэнрайт чуть поживее и подобрее, то и лицо у него сразу стало бы симпатичным, а сейчас передо мной была холодная суровая маска.
