Библиофильские истории Шарля Нодье - это способ любить и помнить людей через книги, написанные ими и о них.
Его обожал слушать Александр Дюма, который вспоминал впоследствии, что Нодье говорил так, будто знал их всех - бесконечных королей Карлов и Людовиков, Монтеня и Руссо, Стерна и Вольтера, Рабле и Сирано...
Квартира Нодье при библиотеке Арсенала была местом свидания "всей романтической литературы", как заметил кто-то из современников. Отсюда почти не выходили Виктор Гюго и Стендаль, Теофиль Готье и Жерар де Нерваль, Мериме и Ростан, Сент-Бев и Мюссе.
В 1834 году Шарля Нодье избрали во Французскую Академию. Он стал одним из "сорока бессмертных", и таким образом подшутил над безжалостной историей, которая уже не могла отнять у него это бессмертие.
Спустя десять лет, в 1844 году он умер в окружении своих друзей и своих милых книг. Надо полагать, что он умер счастливым. А еще вернее будет сказать, что он не умер, а просто переступил незримую черту, которая отделяет бессмертие прижизненное от бессмертия посмертного.
Его книги остались навсегда.
Как-то, в своей статье о Чарльзе Форте, я уже писала о том, что любой реформатор не столько переделывает окружающую его реальность, сколько ставит вопрос иначе, смотрит на проблему под другим углом зрения - и этот взгляд открывает новый, ранее не существовавший мир, который - и это очень важно намного превосходит и существующую реальность, и самого ее реформатора.
Шарль Нодье - фигура во французской литературе весьма своеобразная.
Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма, но вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком.
Дело в том, что Шарлю Нодье "посчастливилось" родиться и большую часть своей жизни прожить в "интересное время" (знаменитое китайское проклятие: чтоб тебе родиться в интересное время). Такие времена лучше изучать, а жить в них очень и очень сложно. Еще сложнее в такие времена не потерять любовь к людям и память.
Человеку всегда приходится выбирать, кто он, с кем он и где он. В переломные моменты истории этот выбор становится неизбежным и к тому же резко ограничивается. Мир оказывается поделен как бы на черную и белую половины - неважно, где какая и кто при этом прав, а кто нет - и поневоле приходится решать, "за гвельфов или за гибеллинов" - даже понимая нелепость не только самого выбора, но и подобной постановки вопроса.
Человеку пишущему приходится выбирать дважды. Сперва - как жить. Затем - как писать.
Нодье выбрал "мир чудесного". Он и свою жизнь прожил, оставив о себе чудесные воспоминания - память, а значит и возможность любви.
В мир фантастики уходили и до него, и многие опыты были не менее, а, может, и гораздо более удачными. Заслуга же Нодье заключается в том, что он стал писать фантастику осознанно.
В начале 1830-х годов он пишет программную статью "Фантастическое в литературе", впервые отделяя собственно фантастику от сказки или легенды и объясняя, почему художник имеет право уйти в вымысел. Очень часто литературные критики определяют такой выбор темы как уход от действительности, но на самом деле все обстоит гораздо сложнее. И именно Шарлю Нодье первому удалось объяснить, либо вплотную подойти к объяснению почему порой о добре и зле, о любви и ненависти, о верности, о душевной чистоте нужно говорить в отрыве от действительности. При этом действительность - это только часть нашей реальности, всего только клочок окружающего нас пространства и времени.
Возможно, сам Нодье не осознавал, что написал он в своей статье - его фантастические новеллы многим из нас покажутся наивными, но именно после выхода в свет его "Фантастического в литературе" Франция стала зачитываться Гофманом, обеспечив ему литературный успех; а следом за Нодье и другие французские писатели обращаются к фантастике.
Пробуют силы в этом жанре и Бальзак в своей "Шагреневой коже", "Философских романах и сказках"; и Мериме, и Нерваль.
Фантастика - это болезнь, которой Нодье заразился от своего любимого героя Сирано де Бержерака.
Он написал множество сказок и фэнтезийных (как определили бы теперь) произведений: "Смарра", "Трильби", "Фея хлебных крошек", "Золотой век", "Жан-Франсуа Синие чулки", "Иннес де Лас Сьеррас", "Бобовое зернышко и Цветок горошка" и многие, многие другие. И, как водится, то, что он сделал ДЛЯ фантастики - выявив иную ее реальность - гораздо больше того, что он сделал В фантастике.
Здесь будет уместно заметить, что Франция в 19 веке, как раз в период жизни Шарля Нодье, переживала те же самые проблемы, что сейчас так волнуют нас. Надвигался капитализм, молодая буржуазия вставала на ноги - и это было так ужасно, так уродливо, так неприятно. Как много ошибок, падений, нелепых и ненужных движений.
Нодье не мог примириться с уродством буржуазного века; впрочем, так и надо - с уродством не должен мириться ни один человек. Говоря, что "мир чистогана" недостоин поэтического вымысла и сказки, Шарль Нодье попросту менял угол зрения. Ему был дан редкий дар отделять явление от людей - и поэтому он помещал своих героев в принципиально иное измерение, где были уместны все те вещи, о которых он хотел рассказать подробнее.
Собственно, это и есть единственно верный подход к фантастической литературе. Автор имеет право на вымысел - на любой вымысел - если с помощью этого вымысла он пытается описать реальность, настоящее.
Слово "настоящее" в русском языке невероятно насыщенно: оно обозначает сразу два понятия - настоящее, то есть теперешнее; и Настоящее, то есть подлинное, действительное.
И в результате мы приходим к парадоксу: фантастика, а это как бы синоним не-реальности, не-настоящего - это способ предельно точно описывать настоящее, реальность, выделяя главное и отбрасывая ненужные подробности. Именно в фантастической литературе автору проще всего изложить и описать все свои непреодоленные страхи, самые темные, потаенные и трудно высказываемые, чтобы затем, вынесенные на свет, овеществленные - ибо слово материально (в начале было Слово) - они перестали существовать именно в качестве страхов.
Преодоленные страхи - это уже любовь.
Значит ли это, что человек, со-творивший подобное произведение, может хоть немного почувствовать себя творцом? - существом, которое пьет из источника Мнемосины...
Порой в нашей жизни не находится места многим вещам.
Не потому, что они бесцельны, не потому, что они бесполезны, а потому, что им еще не пришло время. Ведь время, как известно, это всего лишь еще одно измерение пространства. Иногда им не находится имени (Слова, которое должно быть в самом начале) - как сказал Станислав Ежи Лец: некоторые вещи не существуют только потому, что их не сумели назвать.
