Леонор пожал плечами и повернулся к директору спиной.
– Стойте! Вы не смеете так уходить!
– Мне больше здесь делать нечего.
– То есть…
Глаза старика Штиммера выкатывались из орбит. Повернувшись, Леонор насмешливо заметил:
– Странный вы человек, господин Штиммер. Вы меня вызвали для того, чтобы уговорить принять предложение американца. Теперь, когда мы поняли друг друга, вы почему-то злитесь. Где здесь логика?
– Какая логика! Как вы смеете со мной так разговаривать! Вы, вы…
Леонор посмотрел на директора гимназии, как на диковинный экспонат в музее.
Затем он сделал несколько шагов к двери и произнес:
– Скажите господину Коллару, что я согласен ехать куда угодно и когда угодно.
Во дворе его окружили одноклассники.
– Ну как, гений, зачем он тебя вызывал?
– Я уезжаю в Америку, – нисколько не смутившись своего прозвища, ответил Леонор.
– Да ты и впрямь представляешь какую-то ценность для этих янки. Говорят, они никогда деньги зря не тратят.
– Конечно. Я постараюсь продаться как можно выгоднее, – заметил Леонор без тени смущения.
– Не очень-то хорошо звучит – «продаться», а?
– В вашем мире вообще ничто хорошо не звучит. Но уж если он так глупо устроен, то ничего не поделаешь.
– Почему ты говоришь «в вашем мире», Леонор? Он такой же наш, как и твой.
Юноша на секунду задумался, внимательно осматривая собравшихся вокруг него товарищей.
– И все же этот мир ваш, а не мой. Все вы миритесь с его невероятно дикими и глупыми порядками. А я нет. Но я ничего один не могу поделать.
– А как бы ты преобразовал этот мир, Леонор?
Тот пожал плечами и ничего не ответил. Отойдя от толпы ребят несколько шагов, он вдруг повернулся и крикнул:
– Никогда не читайте газет. Не верьте ни одному слову наших политических деятелей. Они глупы и тщеславны. Старайтесь глубже понимать законы природы и законы человеческого общества. В самом захудалом учебнике по математической экономике больше смысла и пользы, чем в сотнях томов, написанных словоохотливыми дураками, которые проектируют земной рай, построенный из бестелесных идей и остроумных изречений. Помните закон сохранения материи. Если, ничего не создав, вы что-то для себя получили, значит, вы украли. Не забывайте и закон сохранения энергии. Если вам что-то досталось без затраты труда, значит, где-то на вас работает раб. Никогда не забывайте подводить строгий баланс человеческого счастья и несчастья. Научитесь его измерять, и тогда все станет понятным.
Леонор прекрасно осознавал, что говорил он все это впустую. Его считали заучившимся чудаком, помешанным на строгих формулировках и заумных задачах. Но он иначе не мог. Его душа, если только она у него и была, не допускала никаких компромиссов между истиной и ложью, между глупостью и разумом. Всюду, в живой и мертвой природе, он видел только строгие законы, а люди, к его удивлению, только тем и занимались, что изо дня в день пытались идти наперекор этим законам, при этом совершенно не осознавая свою обреченность. Для того чтобы оправдать неприспособленность жить в сложном мире причинных связей и количественных соотношений, люди придумали мир эмоций, который, попросту говоря, представлялся ему отвратительным, почему-то ненаказуемым кликушеством. Он откровенно мечтал удрать из своего города, уйти от своих тупых однокашников, зажить другой жизнью среди людей, которые, если судить по их именам и опубликованным научным работам, думали и действовали в полном сообразии с логикой и разумом. Леонор жаждал поехать в Америку и работать в одном из крупнейших теоретических центров страны. Гарри Кембелл, Эдвард Геллер, Джон Стробери и другие ученые с мировым именем должны наконец сменить компанию умничающих бюргеров, которые после восхваления гения Ньютона и Вейерштрасса уходили в ближайший бар и травили свой мозг шнапсом.
«Уродство! Какое умопомрачительное уродство!» – думал про себя Леонор.
Он уж хотел было выйти из ворот школьного двора, как вдруг его кто-то окликнул по имени. Он остановился и осмотрелся по сторонам. Справа и слева от ворот росли высокие кустарники. Затейливая металлическая решетка отгораживала двор от Гейнештрассе.
– Леонор, Л-у…
Это был голос девушки.
– Кто меня зовет? Если я кому-нибудь нужен, зачем прятаться?
В нескольких шагах от него кусты зашевелились, и в них появилась фигура девушки. Несколько секунд она оправляла платье, а затем виновато посмотрела на Леонора.
– Это вы меня звали? – спросил он.
Она кивнула головой.
– Зачем я вам нужен? Кто вы такая?
Она сделала несколько нерешительных шагов к нему.
– Я… Мы учимся в одном классе…
– Вот как. А я вас что-то не помню.
– Мой стол слева от вашего. Меня звать Эльза. Эльза Кегль.
Леонор сделал вид, что смутился.
– Право, не помню.
Высокая стройная девушка, с красивыми, разбросанными во все стороны золотистыми волосами решительно подошла к нему и стала напротив.
– Значит, вы меня не помните? – спросила она.
– Нет, не помню.
– И не читали моих записок?
– Что?
– Я вам посылала записки. Каждый день, иногда в день два раза.
– Один раз я что-то прочитал, очень глупое. После не читал.
Лицо Эльзы внезапно залилось краской, и она побежала вперед.
Он посмотрел ей вслед и удивился, когда увидел, что она остановилась шагах в десяти от него.
Он подошел к девушке.
– Что с вами, Эльза?
Она вскинула на него заплаканные глаза.
– Вы человек, Леонор, или кто?
Он смущенно пожал плечами. После не очень уверенно сказал:
– Наверное. Во всяком случае, так все считают.
– Ну а вы что думаете?
– Мой опыт говорит мне, что мнение ценно только тогда, когда оно многочисленно. Это закон статистики. Мнение одного человека ничего не значит.
Ничего не поняв, Эльза приблизилась к нему на несколько шагов, затем остановилась, посмотрела в его глаза и бросилась ему на грудь.
Она была немного ниже Леонора, а когда она спрятала свое лицо у него на груди, то показалась совсем маленькой девочкой. Леонор растерянно смотрел на нее сверху вниз и тихонько гладил по плечу. Он как-то в кино видел, что в подобных случаях поступают именно так.
Не поднимая головы, Эльза пробормотала:
– А я вас люблю, Леонор…
– Любите? За что?
Она посмотрела на него красными заплаканными глазами.
– За то, что вы не такой, как все. За то, что вы умный…
Леонор немного отстранил девушку от себя.
– Странно, – прошептал он. – Очень странно. До сих пор такое мне говорила только мать. Значит, по-вашему, и чужие люди могут любить друг друга?
– О, это совсем иначе, чем мать… Леонор! Я так буду ждать того момента, когда увижу вас вновь. Вы ведь уезжаете в Америку?
