Я киваю и направляю аппарат в глубину…
Ослепленные светом прожекторов, полупрозрачные глубоководные рыбы то застывают на месте, то гибкими молниями устремляются прочь.
— Не смотри в мою сторону, — просит Джимми. — Чтобы надеть маску, придется разбинтовать лицо…
— Собираешься выйти?
— Да… По-моему, это здесь…
— Но чем эта скорлупа отличается от остальных?
— Сам не знаю… Интуиция…
Я молча пожимаю плечами и, повиснув над расщелиной, включаю донное освещение.
— Транслируй на всякий случай на сушу, — говорит на прощание Джимми. — Мало ли что может случиться… Эва уверена, что если на корабле есть яд, то рядом должно быть и противоядие…
Я молча включаю ретранслятор и обнимаю Джимми, стараясь не смотреть на его обезображенное лицо…
На крохотном экране ретранслятора я вижу пока то же, что и за прозрачной полусферой «ската».
Вскоре Джимми включает свой фонарь. Ошалевшие от света рыбы то и дело закрывают поле зрения перед объективом передатчика, укрепленного над маской Джимми.
Наконец луч фонаря выхватывает из полумрака покрытый толстым слоем ила борт корабля. Судя по всему, судно затонуло не менее сотни лет назад, еще в конце двадцатого века.
— Эта посудина явно из прошлого тысячелетия, — подтверждает мою догадку голос Джимми. — Во всяком случае, это не атомоход; ядерные реакторы тогда ставили только на ледоколах и подводных лодках…
Джимми уже плывет над палубой, заглядывая изредка в иллюминаторы. Палуба занесена илом, и пытаться сейчас найти вход в трюм бессмысленно.
— Все равно я плохо разбираюсь в системах судовых двигателей того времени, — говорит Джимми. — Попытаюсь проникнуть в грузовой отсек… Похоже, что судно пострадало от взрыва…
На экране появляется огромная пробоина, еще не успевшая затянуться донными наносами.
— Видишь? — спрашивает Джимми. — Это ведь результат извержения?
— Да… — тихо говорю я. — Этот разрыв образовался не более двух недель назад… Сдвиг пластов мог привести и к вертикальной деформации корабля…
Зияющее отверстие стремительно приближается, и вот уже луч фонаря освещает десятки контейнеров, заполняющих трюм…
— Это они… — хриплый голос Джимми едва слышен.
— Но они целы! — я почему-то перехожу на шепот.
Джимми ничего не отвечает, но я вижу, как луч фонаря судорожно мечется по стенам грузового отсека. Внезапно он замирает, и я понимаю, что вижу куски металла. Видимо, обломок скального основания во время извержения прорвал металлические ребра приржавевшего судна и раздавил часть контейнеров…
Луч фонаря освещает осколки стекла, затем рука Джимми в синтериловой перчатке поднимает одну из лопнувших ампул и подносит ее совсем близко к объективу передатчика, чтобы мы все могли ее получше рассмотреть.
Дно ампулы покрыто темным маслянистым налетом…
— Они все полопались, — говорит Джимми. — От давления. Контейнеры были крепки и герметичны, а вот ампулы… Если бы не извержение, эти ампулы могли бы пролежать невредимыми еще сотни лет… И тогда не мы, а может, наши правнуки…
— Ладно, Джимми, — говорю я. — По-моему, этого достаточно для анализа. Ты свое дело сделал…
Джимми умер на следующий день в полдень.
До самой последней минуты он надеялся, что спасительная сыворотка будет найдена, но…
…Стоял прекрасный летний день. Пушистые кучевые облака плыли по лазурному небосводу, а на моих руках умирал в муках мой лучший друг.
Кто ответит за его гибель?! Кости создателей этого страшного оружия давно уже истлели в забытых всеми могилах, а вырвавшийся на свободу призрак прошлого уносит жизни людей, уже забывших страшное слово — «война»…
Над телом Джимми мы не произносили речей и не проливали слез. Мы сжимали кулаки, полные ожесточенной решимости биться до конца. На дне, в трюме судна, которое он обнаружил, уже работали десятки людей, поднимая на поверхность контейнеры со смертоносными ампулами.
После прощания с Джимми я тоже присоединился к исследователям страшного груза. Мы работали почти до утра, пока не убедились, что все контейнеры и ампулы, и даже осколки ампул, подняты на поверхность. Но «противоядия» не было…
Вечером к нам пришла Эва. От ее уверенности не осталось и следа. Она говорила о чем-то с Анной, но я вышел в соседнюю комнату и включил стереовизор… Смотрел на экран и думал.
Шел третий день, как я вернулся на остров. Третий день, как я заразился этой страшной болезнью. А у Анны — шестой… Значит, завтра у нее появятся язвы, а еще через два дня… Нет, об этом нельзя думать! Неужели современная наука не может победить вирус, созданный более чем сотню лет назад?! Но весь этот кошмар, возражал я себе, длится всего неделю! До этого никто не подозревал о том, что смертоносный вирус притаился в трюме затонувшего много лет назад корабля. Всего лишь пять дней прошло, как биологи поняли, с чем имеют дело… Это, конечно же, слишком малый срок…
Внезапно я почувствовал, что мне холодно. Раньше, занятый важным делом, я не чувствовал ни головной боли, ни озноба… Но время-то шло…
— Эва принесла хорошую весть, — сказала Анна, подойдя ко мне. — Биологи нащупали верный подход… Во всяком случае, они уже сейчас могут настолько повысить сопротивляемость организма, что новых жертв больше не будет. Эпидемия остановлена. Эва на себе испытала сыворотку. Теперь вирус ей не страшен… Правда тому, кто уже заболел, сыворотка не помогает… Эва уверяет, что через день-другой будет синтезирована новая сыворотка, — Анна с надеждой заглянула мне в глаза.
— Неужели ты сомневалась в этом?! — я постарался бодро улыбнуться…
Я не спал всю ночь, хотя предыдущие сутки провел на дне океана — помогал поднимать зловещие контейнеры. Вспомнились прожитые годы, и мне стало больно и досадно, что я не успел сделать многого. Если бы я знал, что мне отведен такой короткий срок!.. Что я могу сделать за оставшиеся шесть дней? К чему мучиться?
Алая полоска рассвета зажгла створки иллюминатора и осветила лицо Анны. Я вглядывался в родные черты, пока не увидел на левой щеке, ближе к уху, небольшое темное пятнышко. Приглядевшись, я вдруг понял, что это такое… Потом я разглядел еще одно пятнышко на шее. Оно уже гноилось и кровоточило…
…Проснулся я от шума дождя. Некоторое время бездумно смотрел в потолок, потом вдруг вспомнил все и вскочил с постели.
Меня слегка знобило, но я старался не обращать на это внимания. Анна сидела в соседней комнате перед иллюминатором и задумчиво смотрела на косые струи дождя. Заслышав звук моих шагов, она поспешно поправила не знакомую мне прическу. Обычно в домашней обстановке Анна затягивала свои роскошные густые волосы тугим узлом на затылке. Теперь же волосы были распущены вдоль плеч и прикрывали шею… К тому же подбородок закрывал высокий воротник свитера. Когда я вернулся с дежурства в биоотряде, нижнюю часть ее лица прикрывала марлевая повязка.
