Свет Внешнего Неба был сегодня не ярок, и Форейджеры не надевали темных очков, хотя обычно им приходилось это делать. И даже при этом было облегчением возвращаться из абсолютной обнаженности внешнего мира в безопасные каналы знакомого мира людей.
— Держитесь ближе, — сказал Торбурн. Этого приказа не требовалось, но в нем все еще была потребность командовать. Он был выбран лидером, и, как лидер, он принял решение принести с собой этого чужака. Он хотел, чтобы остальные знали и помнили, что он был лидером.
До этого не представлялось случая, чтобы осмотреть незнакомца. Бледный он лежал и слабо дышал — бесчувственный груз на плече Торбурна. Старый Хроник высказал мысль, которая мучила Торбурна.
— Он не один из нас, — сказал Старый Хроник, подсасывая зуб так, что его челюсти постукивали. — Он враг, это наверняка. Что ты собираешься делать, когда он проснется, Торбурн?
Торбурн, в общем-то, не думал об этом. Он ответил наобум. — Возможно, он враг, — сказал он медленно, проходя по темным каналам. — А возможно… возможно, что и нет. Но он человек. Я не мог оставить его, чтобы Демон наткнулся на него и сбросил через край.
— Ты дурак, Торбурн, — сказал Старый Хроник по праву своего возраста.
К удивлению, Джулия повернулась к старику.
— Попридержи язык, Старый Хроник. Торбурн лидер. Помни это.
Торбурн в задумчивости даже не взглянул на Джулию. Он чувствовал в себе странную пустоту, и, отказавшись вначале поверить в то, что это было на самом деле, принял ее за слабость.
— Приближается пропускной пункт, — сообщил Валлас. Их приветствовал слабый голубой свет. Они прошли рисуясь, с важным видом, как и все Форейджеры вели себя дома, их глаза все шарили и шарили вокруг. Часовой в стальном шлеме опустил свое ружье. Он поприветствовал Торбурна. Сержант за ним нажал на рычаг, и шлагбаум поднялся.
— Привет, — сказал сержант, громкоголосый, грузный мужчина, казавшийся огромным в своих доспехах. — Что это у тебя там?
— Чужак. — Торбурн был краток с солдатом. — Мы доставим его в штаб-квартиру Форейджеров.
Этого хватило, чтобы болтливый сержант замолчал.
Вскоре Торбурн смог опустить свою ношу на диван в прихожей Форейджеров. Он не чувствовал напряжения, когда нес человека, но, опустив его, он почувствовал, как с его плеч упал груз, груз, который отнюдь не был чисто физическим. Уилкинс подошел и остановился, задумчиво глядя на диван.
— Рассказывай, — сказал Уилкинс мягко.
Торбурн сглотнул. Уилкинс, будучи Форейджером, был Контролером. А Контролеры управляли всей жизнью, всем, во что они считали необходимым вмешаться. Контролеры говорили не так, как низшие классы, думали не так, как они. Контролеры представляли собой достижение человечества, смущавшее и, однако, вполне принимавшееся людьми в положении Торбурна. Торбурн ответил Уилкинсу, наблюдая украдкой за аскетичным лицом и тонкими руками Контролера, замечая легкую складку, собирающуюся между этими аристократическими глазами, глядя на складки вокруг рта.
— Я понимаю. Что ж, нам, наверное, лучше написать рапорт.
— Когда он придет в себя, я поговорю с ним. — Уилкинс заметил, конечно, пустые рюкзаки, как только отряд вошел. — Пусто, Торбурн? Если это все, на что ты способен, нам придется еще раз подумать о твоем лидерстве.
— Но, сэр…
— Хватит об этом. Продиктуй свой рапорт писцу.
Уилкинс отвернулся. Вскрик Ханей заставил его вновь обернуться. Предчувствие дурного, легкое беспокойство омрачили его аристократическое лицо.
— Посмотрите! — сказала Ханей, вне себя. — Чужак! Он приходит в себя!
Торбурн склонился над фигурой в зеленом одеянии. Голубоватые губы слабо двигались; веки колебались как занавеси на ветру. Рот приоткрылся, горло дернулось. Слова словно рождались с трудом.
— Стэд, — сказал незнакомец и повторил вновь с отчаянной энергией. И весь невообразимый всплеск энергии вылился в одно бессмысленное слово. — Стэд…
Они стояли и смотрели на него, лежащего, бледного, теперь уже в сознании. Но этого сознания у него было не более, чем у новорожденного младенца.
Но он и вправду ребенок! — Амнезия, моя дорогая, — сказал Саймон, потирая тонкими пальцами свой подбородок. — Все исчезло. Все. И это странно. Человек обычно помнит язык, привычки, общую информацию. Обычно он забывает только свою личную историю.
— Его мозг просто не работает. — Делла поднесла один тонкий палец к губам, мысленно исправляя это плоское заявление. — Я имею в виду высшее сознание его мозга не работает. Таламус, контролирующий рефлексы, в порядке. Он крепкий парень, не так ли?
Она обернулась под лампами в пустой аскетической комнате, где стоял единственный стол и стул, и уставилась на чужака, который лежал на столе, обнаженный и угрюмый. Повязка у него на голове белым пятном выделялась на его темной коже. Его широко раскрытые бледно-голубые глаза смотрели в потолок без всякой искры знания, без признаков ума, без всякого проблеска сознания.
Чужак лежал здесь на столе; с первого взгляда было ясно, что это лежит крепкий, способный, безжалостный, упрямый человек, в то же время обладающий отзывчивостью и юмором. Его лицо, сейчас расслабленное и открытое, было хорошо сложено, нос был с благородной горбинкой, губы большие и узкие, подбородок упрямый, однако мягкий — сильное лицо, лицо, привыкшее справляться с людьми и ситуациями и подчинять их воле мозга, управлявшего этой головой и телом. Однако сейчас эта эффективная человеческая машина не была наделена ни умом, ни самосознанием.
— Просто ребенок, — сказала Делла, один уголок ее рта слегка кривился в усмешке, которую не совсем одобрил бы Саймон, она знала. — Как ты назвал его?
— Стэд, — сказал Саймон. Он взглянул на своего ассистента, грозную и прекрасную Деллу, с варварски коротко обрезанными рыжими завитками, которые никто пока не видел потемневшими, с высокой и гибкой фигурой, которая будоражила мужчин с неожиданной дикой силой. Саймон взглянул на нее, вздохнул, и, как уже было тысячу раз, подумал о том, что хотел бы стать на двадцать лет моложе.
— Стэд, — повторил он. — Это было первое слово, которое он сказал, когда пришел в сознание. Первое и единственное слово.
— Стэд. Что ж, оно ничего не значит ни на одном языке, который я знаю. Это может быть его имя. — Делла замолчала. Затем она сказала:
— Рапорт, который ты мне передал, показался мне довольно путаным. Я бы хотела сама встретиться с лидером Форейджеров Торбурном, если ты не против. Если бы мы знали, что именно случилось с чужаком, со Стэдом, до того, как он потерял сознание, у нас, возможно, был бы ключ к его памяти.
