— Неужели вам не знакомо соревнование?
— Что такое соревнование? — спросил он.
— Соревнование — это стремление делать что-либо лучше, чем другие. Вот вы сочиняете музыку запахов. Совершенно естественно, что вы стремитесь при этом, чтобы ваша музыка была бы лучше музыки, сочиненной другими. Когда вы этого достигаете, то испытываете чувство удовлетворения.
— Вы хотите сказать, если бы я знал, что другие пишут музыку хуже, чем я, то это доставило бы мне удовольствие?
— Конечно.
— Я был бы от этого в отчаянии и не успокоился бы до тех пор, пока другие не стали бы выполнять свою работу не хуже меня.
— Но ведь есть области человеческой деятельности, где соревнование служит основой прогресса. Представьте себе, например, что могут дать спортивные игры без стремления победить. Вся основа спорта — это соревнование.
— Вы имеете в виду физические упражнения?
— Да.
— Мы им уделяем очень много внимания, но наши физические упражнения — это очень сложные танцы с участием большого количества людей, где все зависит от слаженности участников, а не от превосходства одних над другими. В нашей работе мы придерживаемся того же принципа.
Я взглянул на своего собеседника и поразился странной перемене, происшедшей в нем. Яркий румянец на щеках исчез. Кожа висела складками. Весь он напоминал воздушный шар, из которого выпускают газ. Я подумал, что так внезапно должны увядать создаваемые им синтетические цветы.
— Что с вами? — спросил я, подойдя к нему.
— Радиоактивный фон, — ответил он, тревожно озираясь по сторонам. — В Колыбели считают, что моя структура уже достаточно стабилизирована, и уменьшили мощность сигналов. Сейчас сигналы искажаются радиоактивным фоном вашей планеты. Боюсь, что это разрушит мою структуру. Произошла ошибка в расчетах. Мы недооценили интенсивность радиации земной атмосферы. Не могу понять, в чем дело. Сто лет тому назад я сам рассчитал уровень радиации в момент моего синтеза.
— Вы не учли последствий испытаний ядерного оружия, проводившихся в течение последних лет, сказал я. — Они значительно повысили радиоактивность атмосферы.
— Ядерного оружия? — переспросил он. — Разве в биологическом комплексе вашей планеты есть дикие звери, борьба с которыми требует применения такого опасного средства истребления?
— Нет, — сказал я, с трудом подбирая слова, — на нашей планете дикие звери почти полностью уничтожены. Во всяком случае, для человечества они никакой опасности не представляют.
— Для чего тогда вам оружие?
Я молчал, испытывая острый стыд за свою Землю.
— Я не знал, что у вас такое положение, — сказал он задумчиво. — Вам необходима помощь. Я сейчас пошлю сообщение на Колыбель. Через сто лет моя мысль дойдет до моего оригинала, и немедленно будут приняты меры.
Он взял в руки свою шкатулку и застонал.
— Что случилось? — спросил я.
— Я распадаюсь, мое сообщение не дойдет до Колыбели. Страшно подумать о том, что вас ожидает!
Он таял у меня на глазах.
— Не беспокойтесь! — крикнул я исчезающему изображению своего старшего брата. — Человеческий разум восторжествует, все будет в порядке.
— Все будет в порядке, — произнес громкий голос у меня над головой. Розовощекий человек в белом халате, очень похожий на упитанного младенца, стоял около кровати, на которой я лежал. — Все будет в порядке, — повторил он, вынимая из ушей наконечники стетоскопа, — сотрясение мозга и перелом ключицы. При таком резком торможении на мокром шоссе дело могло кончиться значительно хуже.
