Пусть незыблем мирозданья круг,
как ход у стрелок на часах,
Новый мир и счастье ждут нас в небесах,
да, в небесах...
Резко оборвав пение, Кафирр, еще не веря беде, лихорадочно принялся обшаривать все вокруг. Щупа не было. Должно быть, Кафирр обронил его в гроте, когда удирал от глубинного дьявола. Изготовленный из металла инструмент был настолько ценен, что ныряльщик схватился за страховку и готов был броситься за щупом в воду. Но один-единственный взгляд на непроницаемую серую воду привел его в чувство. Пруток-щуп теперь все глубже и глубже погружается в клубящуюся мглу пучины, ниже самых глубинных дьяволов. Туда, где давление такое сильное, что металл не тонет в воде, а рыб-броненосцев сплющивает в лепешку. Туда, все ближе к продавленной коре планеты, где тысячи воронок и вулканов извергали в воду минералы, придававшие океану металлический привкус.
Совсем убитый сидел Кафирр на причале, оплакивая несправедливость мира и с тоской вспоминая мать с отцом. Чуть ли не через каждую дюжину часов очередная масса металла совершала посадку на планету или стартовала с нее. Неподалеку пришвартовался "Резвый Жаворонок" — гладко отшлифованная орбитальная яхта с грушевидным корпусом и заостренным, как игла, носом. Рядом стоял гидрокрейсер с раздвоенным, как у катамарана, носом и гладкими крыловидными обтекателями над кормой. На оба корабля пошло, должно быть, больше сотни тонн металла. На малых планетах, лишенных атмосферы, и на безжизненных астероидах металла сколько угодно, но сюда, на этот океан, каждый грамм его приходилось либо доставлять с орбиты, либо специально выделять из насыщенной минеральными соединениями воды. Жаброгунчики металлом вовсе не пользовались, если не считать того металлического налета, который появлялся на стручках их матов в результате осмотической перекачки. Только океанография и туризм приносили планете твердые кредиты, необходимые для ввоза или производства металла. Больше всего — и соперников у них тут не было — металла на планете производили те микроорганизмы, что выращивали морские самоцветы, но почти все, что удавалось выловить, раскупали на сувениры инопланетники. Тот металл, что оставался, стоил очень дорого. Пруток-щуп был самой большой ценностью, доставшейся Кафирру в наследство от родителей, единственной вещью, которая перешла к нему от них. Несколько килограммов металла на новый пруток обошлись бы Кафирру в такую сумму, какую он не смог бы скопить и за тысячи часов погружений.
Меж тем жизнь на причале продолжалась. Кафирр слышал, как играли свирель и дульчетара, как сокрушались и вопили игроки. Его выводило из себя, что другие ныряльщики могут как ни в чем не бывало радоваться жизни, когда он потерял половину своего имущества. Но так всегда: всего громче музыка играла, когда кого-либо из ныряльщиков вытаскивали из воды мертвым.
Кафирр, не отрывавший взгляда от гидрокрейсера, увидел, как по трапу сошли два ксеноса (так называли представителей негуманоидных разумных рас). Первым шел Эриданский Пес, довольно распространенный вид разумных в пределах Сектора Эридана. Псы хорошо приспособились к межзвездным перелетам и на взгляд человека выглядели довольно привычно: напоминали привставших на задние лапы гиен или переростков-бабуинов. Сошедший на причал Пес был, очевидно, пилотом, поскольку тело его обжимали стяжки костюма для невесомости, и к его подбородку слева был прикреплен переговорник. Во всем облике Пса сквозило довольство жизнью; своего более рослого спутника он называл КВ'Маакс'ду. Этот самый КВ'Маакс'ду был аква-ксеносом, не похожим ни на одного из виденных Кафирром раньше обитателей водных планет: пальцы с перепонками, сильные ноги, грудь бочкой, как у пловца. Тупая голова амфибии сидела у КВ'Маакс'ду прямо на широченных плечах безо всякой шеи и была украшена перепончатым гребнем, который переходил в спинной плавник, протянувшийся вдоль всего позвоночника. Под передними конечностями этого покорителя вод виднелись жаберные щели, ноздри его были снабжены клапанами, не пропускавшими воду в легкие. Кафирр позавидовал перепонкам и мощным конечностям аква-ксеноса: его самого природа и вполовину не одарила так щедро для жизни в воде. На обнаженном теле ксеноса не было заметно никаких внешних признаков пола, окрашен же КВ'Маакс'ду был, как глубинный дьявол: темный со спины и светлый по животу. Цветовую гамму ксеноса составляли удивительно привычные, грязноватые и унылые оттенки голубого и серого (Кафирру почему-то казалось, что родные звезды всех прищельцев должны сиять белее и ярче здешней). Вздувшаяся буграми мускулатура и стремительная походка позволяли без ошибки предположить, что на родине ксеноса сила притяжения была побольше, хотя и здесь она — в 1,6 раза больше земной — выматывала порядком.
КВ'Маакс'ду разговаривал с Псом через стандартный туристский речевник.
— Я обещал Институту зоологической морфологии на Эпсилоне Эридана IV добыть стаю серебристых пожирал. Через несколько сотен часов прибудет маршевый институтский звездолет, чтобы принять груз.
— Серебристые пожиралы — звучит восхительно, но потребуются, видимо, немалые усилия, — заметил Пес. — С удовольствием поплескался бы в воде рядом с вами, но у меня, увы, редкий вид аллергии на океанские брызги. Стоит при мне лишь упомянуть о глубоководье, как у меня по всей коже появляется сыпь.
— Сочувствую вашей беде, прискорбно слышать о таком недостатке. — Более рослый ксенос настроил речевник на подходящую к ситуации смесь сожаления и легкого презрения. — Но в данный момент я занят поисками, особой опасности не представляющими: нужна пара существ для глубоководных работ.
— Рассчитываете на кого-нибудь конкретно? — У Пса тоже был речевник, чья тональность передала любезное безразличие.
КВ'Маакс'ду указал на зеленых жаброгунчиков, возделывавших свои стручки с мостков:
— На этой планете есть туземные полуразумные существа. Они должны знать воды собственной планеты лучше всех.
Пес перенастроил речевник, выражая веселье:
— У жаброгунчиков та же аллергия, что и у меня, они близко к воде не подходят.
Пораженный КВ'Маакс'ду замер на ходу, остановившись в нескольких метрах от Кафирра: жабры растопырены, спинной гребень встопорщен.
— Эта планета целиком океаническая, как существа хоть сколько-нибудь разумные могут это игнорировать?
— А разумны ли жаброгунчики? — произнес Пес. — Поскольку на нас они вовсе никакого внимания не обращают, судить о том трудно. Вне всякого сомнения, сами себя они считают очень рассудительными. Они родственны ряду видов, которые находят пищу в водной среде и обитают по кромкам корней матов. Обратите внимание: у жаброгунчиков до сих пор сохранились хилые, но плавники и рудиментарные жабры, от которых они и получили свое название.
