“Золотые драконы” обычно безошибочно определяют приближение смерти – они, как машины,
ждут, когда она подойдет ровно настолько, насколько ей нужно, – они не бегут ни к ней, ни от нее.
Я же могу похвастаться только топорно наносным спокойствием. Стоило мне склониться над
столом опершись на руку, капитан остановил взгляд на стянувшей ее перчатке. Я убрал руку –
грубые шрамы карателей проступают не только через защитное покрытие, но и через годы памяти.
– Разрешите идти, капитан?
– Иди. И учти еще, что схемы проверит не один Айнер, но и “защитник”.
– Так точно.
– Стикк, если тебе будет нужно, ты сможешь найти и проследить каждый крысиный ход –
сможешь даже найти ему применение. Сейчас это нужно нам, и ты должен сделать это, но только
по приказу.
– Так точно.
– Ни шагу в сторону.
Я взял фуражку и вышел в коридор – за мной из центра управления повалил сигаретный дым.
Двери сошлись с широкого засвеченного квадрата на узкую полосу и сомкнулись, оставив меня в
ровной пустоте коридора. Глаза еще жжет, но я уже вдохнул холодный свежий воздух. По-привычке
сложил за спиной руки – дрожь уже улеглась. Сколько времени еще осталось? Несколько часов, и
на этом оно остановится – не только для меня – для многих. Уперся взглядом в гладкую стену – она
ничего не говорит ни об этом месте, ни о нашем прошлом, ни о будущем.
Я никогда не прощался с жизнью по-настоящему – не в шутку – теперь самое время… А гори
все синим пламенем!.. Если меня не сожгут лучи врага сегодня – мне не избежать расстрела завтра.
Пока еще мой “дар” нужен системе, но предел терпения основательно подорван – до стенки мне
остался один шаг. А я зашел так далеко, что за него может сойти каждое движение.
Скоро Фридрих Айнер заберет мою память. Я не знаю, кому доведется прочесть отчет, – мозгу
третьего порядка или лейтенанту службы внутренней безопасности – это не имеет значения.
Преступление и доказательство вины – теперь это ничего не значит. Перед такой разрухой
отступает и наш порядок. Если этот лейтенант (или мозг третьего порядка) будет ждать от меня
признания – не дождется. Не такой я человек, чтобы говорить правду, не смотря в глаза. Да, я
надеюсь, что и на этот раз мне удастся избежать расстрела, но это вряд ли – все встает на места, и
меня на место рано или поздно кто-то должен поставить. Приговор уже намечен тяжким
обвинением, как маршрут на карте. Но мою совесть очищает жизнь – просто жизнь.
Подозрение в том, что я помогаю смерти избежать лишней работы – подозрение в
предательстве. Пусть так, только смерти я не помощник – всегда избегал грязной работы. Жаль
лишь, что избежать ее получалось редко. Если лейтенант службы внутренней безопасности
потребует разъяснений – они есть. У жизни свои пути – иногда ее извилистые тропинки спутывают
прямые, прочерченные принципами у нас в головах. Мы считаем, что кровь врагов, изменников
отмыть легче. Я так не думаю – слишком многих мне пришлось убить, чтобы не разобрать, что
кровь рядовых бойцов и генералов, героев и предателей одинаково липка. Жизнь способна менять
нас местами в наших глазах, ставить разведчиков на постаменты и презирать шпионов, но в ее
глазах мы неизменны. Единственный вывод, который мне довелось из этого извлечь, – кровь
засыхает и разлетается пылью лишь до тех пор, пока не станет ненужной. Долг каждого из нас –
исполнить задачу. Так мы и поступаем. Но никому никогда не удавалось заставить “защитника”
носить воду в решете, а мы, бывает, – носим. Безоговорочно принимаем приказ и так же исполняем
его. Затыкать дыры этого решета – мой долг, и не все ли равно, как его исполнить?.. Для лейтенанта
DIS это имеет строго определенное значение, но больше мне в свое оправдание сказать нечего. По
5
крайней мере, сейчас я буду знать, что сделал все, что смог. Вернее, сейчас я почти ничего не могу
сделать. Только Айнер может оставить нам путь…
Не подключить растяжку к двум энергоблокам, открыть врата третьего сектора – это риск. Он
рискует, когда тому есть хоть какое-то оправдание. У нас будет выход… но будет и выбор –
вернуться в бункер, в Штрауб, или лететь в Шаттенберг, а дальше в Ясный… Моих объяснений ему
не хватит – он примет этот выход за “путь дезертира”… Но Айнер почти человек… Он связал мне
руки настолько крепко, насколько это мог сделать офицер S9, поэтому мое заявление еще может
быть принято им как человеком.
Испуганная крыса задела хвостом мои сапоги – ненавижу это. А вот и причина такого страха –
Фридрих Айнер. Он слишком зол, чтобы пустить луч в висок крысе прямо сейчас. Его расстегнутая
шинель разлетается, не успевая за ним, как разлетается от него все на его пути (все, включая крыс).
Я отошел к стене, положив на плечо руку…
– Стикк, готовь людей и технику! Через час выходим!
– Есть, лейтенант.
Лейтенант развернулся, обдав меня порывом холодного ветра, который собрал по дороге… У
него, как у истребителей на базе С499, короткий взлет – и скорость он набирает быстро, и тормозит
так же резко… может и зависнуть где-то меж воздушных потоков – он всегда на грани.
– Сказал, готовь людей!
– Есть.
– Один неверный шаг, и расстрел на месте!
– Так точно.
Он ждет подвоха. Ничего не будет. Спасти людей – не человечество – своих людей – другой
цели у унтер-офицера N4 и быть не может. Но моих сил недостаточно. Порядок парализует людей
моего уровня. Маневр в четко прописанном плане способен совершить только человек S9. Он
должен оставить открытый путь…
Я покинул сектор системных управлений и подошел к управлению части. Объект уже объявил
инструктаж разведгруппы. Мне отрядили двух “защитников” на контроль – они следуют за мной
светлыми тенями. Один остался за дверью – будет моих людей на предмет запрещенных мыслей
проверять – другой вошел за мной. Я положил фуражку на стол, пригладил липнущие ко лбу
волосы, снова натянул усмешку – зачем изменять привычкам сейчас, когда менять их уже поздно?..
Бойцы подошли сразу – они уже давно ждут. “Доспех”, полный боекомплект… что еще надо?..
Осталось только заложить им в головы программу действий… Ночь гнетет, несмотря на яркий свет,
