Кстати, о солнце. А действительно ли так опасно встречаться с его лучами? Надо попробовать. А пока — стоит подумать, что делать дальше.
Во-первых, нужно решить, надо ли возвращаться домой. Очень даже актуальный вопрос. Родители сильно удивятся, если вместо любимого чада в квартиру однажды явится алчущий крови монстр. Жажда отступила, но я не был уверен, что она не вернется следующей ночью.
Да! Еще мне нужно найти укрытие на день. Это во-вторых…
То, что милиция даром свой хлеб не ест, я понял, когда подле меня с визгом тормознул видавший виды «уазик». На заснеженную мостовую выпрыгнули те самые ребята, от которых я, как мне казалось, оторвался.
Парни были в плохом настроении. В очень гадком настроении. От хорошей жизни не будут лупить спокойно бегущего спринтера. Вообще-то я не сильно торопился, но им, наверное, было виднее.
Словом, за меня взялись всерьез. Увернувшись от очередного удара, я пронесся через мостовую и, перемахнув трехметровую ограду, скрылся в известном многим парке культуры и отдыха.
Кому отдых, а кому — беспокойство.
Наряд милиции пару секунд добросовестно таращил глаза на ограждение. Потом ребята прыгнули в машину, один из них схватил рацию — и, сопровождаемая потрескиванием милицейских раций, начала разворачиваться в районе сеть по поимке опасного преступника.
Вот теперь мне пришлось драпать во все лопатки. Если в самое ближайшее время я не покину парк, у меня появятся крупные неприятности.
«— Заяц, ты куда так несешься?
— Там!.. Там!.. Верблюдов ловят и подковывают.
— Ну и что? Ты-то ведь не верблюд.
— Ага! Поймают, подкуют, потом докажи, что ты не верблюд!»
Я наддал еще и теперь мчался, оставляя в снегу глубокие следы с расстоянием в три метра между ними.
Час спустя, соблюдая все мыслимые меры предосторожности, я добрался до родного дома — близ остановки «Магазин», если кого интересует. Номер дома и квартиры не скажу: там у меня деньги лежат.
Тихо-тихо открыл дверь. Мышкой прошмыгнул в квартиру.
Ага, щаз-з! Из родительской спальни немедленно прогремел бодрый папин голос:
— Ты где шлялся?!
— Кешка, у тебя совесть есть? — поддержала его мама. — Первый час ночи!
«— Папа, меня чуть не съели…
— Ну и что, это минутное дело. Где ты бродил остальные полночи?!»
Я, кажется, еще не представился: Скиба Петр Миха… Тьфу! Скиба Иннокентий Михайлович. Чего меня на Петра потянуло? Мама, когда была в положении, ждала девочку, Машей назвать хотела.
Ну, это к делу не относится.
— Мам, ну чё ты переживаешь? — затянул я привычную песню. — Ну чё со мной может случиться?
— А то ты не знаешь?! — беседа пошла по обычному сценарию. — Будто маньяков разных не хватает!
— Ты где был? — громыхнул папа.
«Пиво пил!»
— Нигде! — огрызнулся я. — Девчонку одну провожал. Заболтался…
— Ты там болтаешь, а мать здесь с ума сходит! — упрямо гнул свою линию родитель. Никак не уймется.
Я уже давно завидовал своим приятелям-однокурсникам. Все они, за исключением одного лишь Гарика, жили в общежитии. Гарик, как и я, был городской и посему жил вместе с родителями. Это здорово — голова оставалась спокойной от мыслей типа «что» и «из чего приготовить», да и стиркой занималась мама.
Однако периодически накатывало раздражение. На мой взгляд, родители, в своей заботе обо мне, перегибали палку. Трепетно относились к тому, с кем я общаюсь; выражали свой протест, если я приходил слишком поздно и т. д., и т. п. Словом, мне хотелось независимости.
— Я, между прочим, уже взрослый: двадцать годиков исполнилось!
— Ты наш сын! — безапелляционно заявила мама. — И мы о тебе беспокоимся!
Что толку беспокоиться? Можно подумать, ваше беспокойство спасет от пресловутых маньяков. Хотя… если бы вспомнил о маминых переживаниях, выходя из библиотеки… Нет, все было определено с самого начала: я мог думать только о том, что мне внушалось.
— Ладно. Спокойной ночи, — сдался я, направляясь к себе в комнату.
— Спокойной ночи, — донеслось из родительской спальни.
В эту игру мы с родителями играли давно. Я имел возможность и право жить суматошной жизнью студента. Папа с мамой, в свою очередь, держали сына на длинном поводке. Они уважали меня и их нотации были лишь напоминанием о взятой на себя ответственности: в случае задержки я должен был поставить их в известность. Сегодня я этого не сделал, за что и получил выволочку.
Такое случалось достаточно регулярно. Но все разбирательства прекращались, как только я соглашался с родителями. Будучи достаточно демократичными, они этим довольствовались, а я в очередной раз мечтал перебраться жить в общагу. Но быстро, буквально за час, «остывал» и снова видел преимущества своего положения.
Наша трехкомнатная квартира была обычной планировки: небольшой Г-образный коридор; сразу направо — кухня, рядом с ней зал. Одну спальню занимают родители, другую — сестра. Надьке скоро шестнадцать и она «классный парень»: умеет хранить тайну, да и совет даст насчет девчонок, если надо. С ней было так здорово шептаться по ночам, что я даже обиделся, когда родители вдруг вытурили меня в зал: мол, девочке нужна отдельная комната.
Повинуясь отработанной за последние годы привычке, я механически разобрал постель, разделся, залез под одеяло.
Сна не было. Я перевернулся на другой бок, положил голову на вытянутую руку. Потом втиснул между ними подушку. На какое-то время удавалось забыться, но потом четкое, ясное сознание вновь напоминало о себе.
Сбросив подушку на пол, я улегся на живот. Подушка тихо лежала на полу — я мерно сопел на кровати, время от времени раздвигая ресницами неподвижный воздух.
Измаявшись, я прибегнул к последнему средству: развернулся на диване так, что ноги и голова поменялись местами. Обычно это помогало.
Провалявшись часа два, я не выдержал. Встал, подошел к окну. Ночь выдалась безоблачной. Хотя на земле не происходило ничего интересного, в небе ярко — ярче, чем когда-либо раньше — горели звезды.
Я сидел на стуле, глядел в усыпанное светящими бусинками небо — и мечтал. Если б можно было стать птицей; вспорхнуть, заложить круг над городом и умчаться ввысь…
Я думал о Боге. Творец создал мироздание, чтобы осуществить какую-то цель. Но мир оказался далек от совершенства. Почему? Неужели падший ангел действительно существует?
Я думал о себе.
Я знал, как меня зовут, кто мои родители, друзья, — я знал все, что позволяет ориентироваться в меняющемся мире. Но остался ли я человеком? Пару часов назад я… я был готов убить человека. Хватит ли у меня сил преодолеть очередной приступ этой страшной болезни?