Ознакомительная версия.
Ближайшая к Джонкиной ладонь двинула пальцами, схватила пролетающий лист и натянула его на себя, спрятавшись. Почему бы и нет? – громко сказала Джонкина и выпустила в нее заряд, распыляющий на молекулы.
Но эта штука явно состояла не из молекул. Джонкина применила энтропийный выр, и тот не сработал – ладонь, видимо, не имела никакой внутренней структуры. А шкала абсурдизатора показывала абсолютную абсудрность и сделать ладонь еще абсурднее явно отказывалась. Джонкина начала пятиться.
Следующие два часа ничего не происходило. Джонкина ушла километров на шестнадцать по прямой и стала успокаиваться. Возможно, эти фокусы рассчитаны не на человека. Слишком большие затраты на таких вредных козявок, как мы. Но рука ведь человеческая? – тогда почему меня отпустили?
По пути к кораблю она размышляла и сроила планы. Нужно будет проверить эту гадость, думала она, проверить как она реагирует на неживые предметы и как на живые, проверить насколько она сильна и опасна ли вообще. Почему осьмирук разбрасывает свои руки и почему они так похожи на человеческие? Может быть у него отрастает слишком много и время от времени он проводит гигиеническую операцию, вроде бритья?
Прямо у ее ног лежала еще одна ладонь, слегка сгибая и разгибая пальцы.
Эта не притворялась мертвой.
Джонкина бросила ей сухую веточку; пальцы помяли и выбросили ненужный предмет. Джонкина вынула булавку из волос и уколола себя в плечо. Выдавила каплю крови и стряхнула ее на лежащую ладонь. Рука сжалась в кулак и сказала шепотом: «крооооовь…»; поднялась в воздух и медленно полетела в ту сторону, куда ушел осьмирук. Со всех сторон взлетели другие руки, примерно с десяток.
Взлетели и стали приближаться. «Крооовь, крооовь, крооовь…», – звучало здесь и там. Кажется, они хотели крови.
Джонкина включила защитное поле степени восемь и земля вокруг нее задымилась и начала кипеть. Ладони пролетели сквозь поле как сквозь пустоту.
Джонкина включила фантомайзер и стала невидимой – взамен этого другая, нестастоящая, голографическая Джонкина побежала по траве к холму, крича и привлекая к себе внимание. Ладони не отвлеклись на иллюзорный обьект и продолжали сближаться. Когда они подошли достаточно близко, Джонкина подпрыгнула и стала колотить их руками и ногами, применяя сильнейшие приемы из своего арсенала. Некоторое время ладони не отвечали, потом одна схватила Джонкину за ногу и так, в подвешенном виде, поволокла к логову осьмирука.
Осьмирук спал, подергивая длинным хвостом. Его пасть, величиной с пасть бегемота, была полуоткрыта. Вокруг лежали кости, целые и сломанные, и пара изгрызенных человеческих черепов. Пахло горелым мясом. Джонкина поймала себя на мысли, что не верит в собственную смерть. Весь мир построен вокруг меня, – подумала она, – он развалится, если я исчезну. Умирать могут только другие, они же не такие настоящие. Умирать может даже мама или сестра, это еще можно понять. Но ведь никто не знает, не разрушится ли Вселенная с моей смертью. Не рискуйте, не убивайте меня. Пусть лучше мне сделают больно, я согласна.
Пока она так думала, ее подвесили под деревом, как тушу в морозильнике.
Впрочем, оружие продолжало левитировать неподалеку.
Джонкина дала сильнейшую очередь из распылителя и осьмирук проснулся. Он зевнул так, что его голова-туловище преломилась почти надвое, и дернул языком.
Язык у него был как змеиный, похожий на плеть. Рука бросила Джонкину прямо под ноги чудовища и, упав, Джонкина увидела, что место ног у осьмирука руки. Вот почему ладони такие натруженные и вот почему под ногтями грязь.
Джонкина кувыркнулась и бросилась в сторону пещеры. Одна из рук сорвала с нее набедренную повязку. Другая схватила за волосы и отогнула голову назад.
Третья сжала горло. Четвертая прикрыла глаза пальцами. Еще несколько секунд Джонкина брыкалась, а потом сдалась. И тут случилось что-то быстрое, чего Джонкина понять не успела. Руки швырнули ее в траву.
Она вскочила и бросилась бежать. Никто не преследовал ее. Взобравшись на холм, Джонкина обернулась. Осьмирук снова дремал, как ни в чем не бывало.
Вдруг Джонкина поняла, что не может сделать ни шагу. Какой бы сильной ни была женская воля, всегда найдется сила, которая заставит ее подчиниться. Всегда найдется кто-то, к кому пойдешь, не думая ни о стыде, ни о чести или гордости, ни о последствиях, ни о возможной смерти. Джонкина растворялась в этом зове, как первый удар колокола растворяется во втором ударе. Как звук растворяется в тишине. Как яд растворяется в крови. Как взгляд во встречном взгляде, как поцелуй в ответном поцелуе, как мечта в исполнении мечты. Она больше не принадлежала себе. Ее упрямство перегорело как лампочка. Сейчас она хотела, мечтала, пылала, жаждала чтобы чудовище изнасиловало ее и убило.
Она подошла на расстояние примерно десяти метров. Сила психического оружия не зависела от расстояния – здесь зов оставался столь же сильным.
– Эй, ты, уродина! – крикнула она. – Отдай мою одежду!
Осьмирук молчал.
– Не притворяйся, я давно знаю, что ты умеешь говорить. Или ты не понимаешь приказов?
– Понимаю, – приятным мужским голосом ответил осьмирук, на чистейшем межгалактическом, без всякого акцента. Джонкина сразу ощутила толчок и сделала еще шаг вперед.
– Почему ты меня отпустил?
– Не мог, – ответил осьмирук.
– Биология не позволяет или слаб стал на старости лет?
– Не мог без твоего желания.
– Желания даже на земле не спрашивают.
– Я старомоден, – ответил осьмирук таким голосом, что Джонкина совсем потеряла голову.
– Я думала, что ты изнасилуешь меня трижды.
– Только если ты попросишь.
– А я и попрошу, – сказала Джонкина и попросила.
Следующую неделю она прожила с осьмируком, не выходя из пещеры. Осьмирук оказался таким любовником, какого Джонкина не видала даже во сне. А сны она обычно принимала лекарственные, с эротической подпиткой. В ее снах бывало все, что только изобрели на земле. Но эта неделя была неземной – Джонкиной даже некогда было поговорить. Осьмирук любил руками, и руки его могли принимать любую форму. Наконец, наступил момент, когда она устала. Зов все еще звучал, но не заглушал остальных звуков жизни. Она стала замечать, что спит голая в пыли и очень испачкалась, что в углах пещеры куски костей, а под потолком паутина. Она попробовала было наломать веток для веника и подмести, но не смогла оторвать ни одного прутика. Растительность на Безо была слишком прочной. Яд переставал действовать, взгляды разошлись, поцелуй окончился, оставив вкус чужих губ, последний удар колокола затихал. Она снова обрела дар речи.
Ознакомительная версия.
