В Город-на-скале они всегда отправлялись вдвоем. Он — стратег "Имперских Карателей" и она — морт Нара, жрец Медикариума, приписанный к их подразделению.
Они добирались до поселения, и неспешно бродили по аккуратным улочкам новой жизни, представлялись случайным жителям художниками с Ливня, ищущими место для их будущей галереи. И иногда Элаю даже удавалось забыть о том, что они никогда не нарисуют ничего лучше боевой схемы или анатомического рисунка раненного солдата. В такие моменты он готов был до хрипоты спорить с поселенцами о цветах, красках и недостатке света на той или иной площадке. Да что там говорить — в этих наивных прогулках Ловсон находил какое-то странное, удивительное счастье.
В Городе-на-скале пахло детством. Другим миром, который мог бы принадлежать им, не соверши они свой выбор много лет назад. Здесь шла большая, интересная игра, которая полностью поглотила и Нару, и Элая. И эта игра создала нечто больше. Нечто загадочное. Между мортом и стратегом появилось… Что-то. Что-то неуловимое. Тонкое, чарующее. Запретное. Признаться честно, Элаю нравилось общество прелестной Нары, рядом с ней он почти не скучал по дому, и даже на время вспоминал давно забытое щекотание в груди. Симпатичная жрица была мечтой многих бойцов гарнизона. И, стоит отметить, доступной мечтой. Даже Ловсон, не интересующийся личными приключениями своих подчиненных, слышал о ее безумном романе с каким-то черноусым молодым тактиком. Знал о разбитом сердце ловура Рудольфа, и видел, как еще один ловур — Тимми, из молодых, поглядывает на Нару с такой страстью и обожанием, что хотелось охладить его пыл в карцере.
Но ее любовные похождения Элая не трогали. И, несмотря на это, он все чаще чувствовал себя монстром, вспоминая о Санни. Конечно, та знала, на что идет, когда выходила замуж за кадрового военного. Но вряд ли догадывалась, какие поганые мыслишки роятся в его голове.
У проходной он обычно оказывался первым. Пересекал коридор со сканерами, игнорируя писк детекторов, останавливался у выхода и ждал, чувствуя на себе завистливые взгляды дежурных. Солдатам корпусов в Город было нельзя, а вот ему высокая должность позволяла обходить некоторые запреты, чем Элай нет-нет да пользовался. В конце концов для всего вахтенного гарнизона "Имперских Карателей" он, стратег Ловсон, был царем и богом. И выше него стоял лишь Боевой Лорд Радикал, стареющий на орбите Раздора. Вот там, на станции Корпуса, так наглеть не получится.
Да и некуда там наглеть…
Сегодня Нара задержалась сильнее обычного. Элаю даже пришлось разговориться с дежурным — неизвестным ему тактиком, у которого на нагрудном датчике мерцала красным приятное число "5000". Хороший рейтинг для этого звания, надо бы запомнить бойца. В будущем может пригодиться.
Сам Ловсон был шестнадцатым. И иногда это число приводило его в трепет. Безмолвные адепты Калькуляции считали, что среди полумиллионного гарнизона "Имперских Карателей" разбросанных по нескольким звездным системам — он, Элай, является шестнадцатым по значимости и умениям бойцом. Шестнадцатый из пятиста тысяч. Неплохой результат? Для единственного сына из рода Ловсонов, всегда далекого от правящих домов, весьма недурной пост, полученный немалой кровью.
Отчасти потому что он воевал здесь прежде. Двадцать лет тому назад…
Не хотелось вспоминать, сколько времени и сил ушло, пока он поднимался с тактика до старшего тактика, ловура и, наконец, стратега. Сколько сил и нервов было потрачено на тренировках, множественных курсах, сколько произошло личных дрязг и сколько интриг оказалось разрушено, да и сплетено, если быть честным, тоже. И вот теперь он командует подразделением из пяти тысяч солдат, сейчас базирующимся в "Гнезде" неподалеку от славного Города-на-скале. Ближайшие десять дней он единоличный хозяин военной базы, оставшейся еще со времен битвы за Раздор, когда колонизационный флот Империи встретил на планете Улей и, слава Лодену, уничтожил его, очистив систему. Инсектоиды в те времена частенько вылезали из Глубины.
Прошло всего лишь двадцать лет с того дня. Краткий перерыв в вечной войне с Ульем. Небольшая передышка, которая должна поскорее закончиться. Потому что так хотел Элай. Потому что тогда у него будет хоть какая-то иная цель, кроме дальнейшей военной карьеры, превратившейся в погоню за цифрами. Потому что тогда, когда жуки рвали на части штурмовые бригады "Кровавого мора" и отступали в горы под ударами Лоденских Мамонтов — Элай Ловсон был по-настоящему жив.
Потому что только война могла дать ему возможность поучаствовать в чем-то значимом, в чем-то большем, чем ежедневные отчеты усталому Радикалу.
Нара пришла с планшетом, в котором хранились их мнимые картины (и которые они частенько показывали случайным собеседникам в Городе-на-скале). Элай задумчиво коснулся взглядом ее маски, богато украшенной вязью Медикариумовских рун. Интересно, что таится за металлической защитой, тянущейся от висков, закрывающей лоб и спускающейся к носу? Ему было известно, что Храм оставляет отпечатки на лицах своих жрецов. У кого-то они вовсе не появлялись, у кого-то были вполне безобидными, а кого-то уродовали до неузнавания. В милях ста от "Гнезда", среди лесов пряталась база Медикариума. И верховодил там обезображенный знаниями Клирик Войны. Абсолютно лысый, без бровей, без ресниц, с глубокими, запавшими глазами, покрытый шрамами словно татуированный наркоман с Прокхата. Нижняя половина его лица была сокрыта металлической маской, прячущей изуродованный рот. Почему-то магия мертвой плоти первым делом атаковала зубы, десны, губы. Многие жрецы Медикариума носили подобные украшения. Впрочем, в последние годы мода перекинулась и на аристократию. Особенно увлекались такими масками молодые красавицы на Приме и Ливне, и Элаю не давала покоя мысль: скрывает ли Нара уродство, или подчеркивает свое великолепие?
— Дор стратег, — почтительно склонилась она в пародии на церемониальный поклон. Элай не отказал себе в удовольствии скользнуть по ее изящной фигурке взглядом. Внутри что-то приятно шевельнулось.
"А как же Санни, Элай?"
— Ты опоздала, — отметил он.
— Ну, не все страдают бездельем, дор стратег. Некоторым приходиться и поработать, — сверкнула улыбкой Нара, но глаза за металлической маской смотрели безучастно, равнодушно. К этому взгляду сложно было привыкнуть. Вообще с мортами общаться нелегко: никогда не знаешь, что на самом деле у них на уме. Ведь ты для жреца Медикариума то же, что и забарахливший двигатель для механика. Он знает, что в тебе нужно поменять, где подкрутить и от чего избавить. Знает всегда…
