Себастьян, шут
Посреди комнаты стоял стол, на нем блюдо с марципановыми пирожными. На лавке в обнимку с полногрудой девицей сидел, пьяно качаясь, лейтенант немецкой гвардии, а на полу, привалившись спиной к стене, полулежал хозяин комнаты шут Себастьян и наигрывал на лютне.
При появлении Карлоса девица, побелев, вскрикнула, лейтенант поперхнулся вином и только шут спокойно поднялся и вопросительно уставился на короля.
Внешность Себастьяна была примечательна: на раздвоенную верхнюю губу свисал длинный бугристый нос, морщинистый лоб наискось пересекался фиолетовым рубцом, который не могла скрыть жидкая прядь волос неопределенного цвета, вокруг глаз темнели круги, а подобная пергаменту желтая кожа на щеках блестела так, будто ее старательно надраили бархоткой.
Несколько мгновений король и шут молча стояли друг против друга: одного роста, оба сутулые, Себастьян - в обычной для шутов красно-желтой одежде с капюшоном, Карлос - весь в черном, и только на туфлях его тускло поблескивали серебряные пряжки.
Наконец, губы Карлоса тронула легкая усмешка. Он провел водянистым взглядом по стенам и, так ничего и не сказав, стремительно удалился. Едва затихли королевские шаги, из комнаты, как из зачумленного места, ринулись гости шута. Оставшись один, Себастьян пожал плечами и, взяв лютню, снова уселся на пол.
В королевские шуты он попал четыре года назадего в дар Карлосу, накануне вступившему на престол, преподнес герцог Альба. Король остался доволен подарком: в его коллекции не было столь редкостного монстра. Но вскоре у Себастьяна выявился существенный недостаток: шут оказался неразговорчив, а Карлос не любил молчунов, подозревая в молчании скрытую крамолу.
Впрочем, для Себастьяна все кончилось не так уж плохо: благодаря удивительному безобразию его оставили при дворе. А место подле короля занял желчный горбун Диего, говорливый до умопомрачения.
Со временем о Себастьяне почти забыли, но он сам напомнил о себе странным и дерзким образом. Это случилось незадолго до поездки Карлоса в Эскориал.
Однажды, когда король совершал ночную прогулку, из темной ниши раздался окрик: - Стой! Кто идет?!
- Король! - отвечала охрана, уверенная, что это ктото из стражников.
Но в ответ блеснула сталь мушкета.
- Поворачивайте назад, или я буду стрелять! -г закричали из ниши.- Это не король! Наш король красив и добр. Разве эта образина может сравниться с ним?!
Охрана застыла в замешательстве. Тут заговорил Карлос: - Вы, сударь, рискуете совершить роковую ошибку. Я - король...
- Поднесите факел к его лицу! - потребовал нападавший.
- Поднесите факел,- повторил Карлос глухо.
Паж приблизился к королю.
- Ближе, ближе! - закричал нападавший и кричал до тех пор, пока Карлос, испугавшись жара, не отшатнулся. Тогда нападавший выпрыгнул из своего убежища и отбросил мушкет. Стража сбила его с ног. Капюшон слетел у него с головы.
- Что это значит, Себастьян?-спросил Карлос, узнавший шута.
- Горе мне, ваше величество! Я спутал вас с одним еретиком, по которому давно плачет костер. Из-за меня вы чуть не изжарились. Нет мне прощения! - завсхлипывал шут, скрученный по рукам и ногам.
- Отпустите его. Это всего лишь шут,- сказал король и попытался улыбнуться, ибо не подобает властелину всерьез принимать проделки шута.- Не думал, Себастьян, что ты способен на такое остроумие. Я запомню это.
У обитателей замка, которых король запоминал, частенько случались желудочные колики со смертельным исходом...
Камачо, борец за веру (продолжение)
Окончив писать, Камачо добавил к выпитому у дона Кристобаля пару стаканов вина и, не вставая из-за стола, задремал. Разбудили его голоса в коридоре. Через замочную скважину он сразу признал Гойкоэчеа и его слугу. Ругая себя на чем свет стоит за то, что заснул не вовремя, он сунул за пазуху бумагу с доносом и побежал следом за ними. Его распирало от желания узнать новые подробности страшного преступления.
Когда альгвасил выскочил на улицу, купец уже кудато исчез, а слуга неторопливо двигался к центру города.
Он миновал архиепископский дворец, обогнул собор, чей остроконечный шпиль терялся в тяжелых облаках, и вышел к Алькасару. Дальше начало твориться непонятное: если бы не позднее время и дождь, разыгравшийся не на шутку, могло показаться, что слуга вышел прогуляться. Он петлял, неизменно возвращаясь ко входу в замок, и Камачо плелся за ним все с меньшей охотой.
Альгвасил промок до нитки, устал, хотел спать; к тому же шуршащая за мундиром бумага напоминала ему, что дело уже, в сущности, сделано.
Наконец, зерна сомнения дали всходы, и Камачо юркнул в переулок, собираясь пойти отоспаться перед предстоящим посещением инквизиции. Не успел он сделать и двyх шагов, как налетел на человека в сутане.
Дон Кристобаль, заклинатель бесов
Когда альгвасил, пачкая чернилами пальцы, лихорадочно подбирал слова, соответствующие разоблаченному злодеянию, дон Кристобаль находился в церкви СантаМария ла Бланка на церемонии изгнания бесов из бродячего старика, бывшего владельца рыбной лавки, потерявшего все свое состояние во время пожара. Богопротивные бесы побудили старика выдавать себя за святого Франциска. Он ходил по городу с сумкой, полной пепла, и, осыпая им прохожих, утверждал, что одаривает их золотом. Стараниями брата Антонио, знаменитого заклинателя, бесов из старика изгнать удалось, но сам он, не выдержав близости с нечистой силой, испустил дух.
По дороге домой инквизитор догнал человека, судя по одежде - купца. Поравнявшись с ним, он сказал:
- Все отменяется. Шут погиб в Эскориале.
- Чудесно. Мы опять пустили петуха. Полчаса назад Гален пошел на встречу с ним.
- Нужно предупредить его.
- Вот и предупреждайте, иначе он будет ждать шута до потери пульса!
- Но это еще не все. Есть новость похуже...
- Вам отказали в должности великого инквизитора?
- Бросьте паясничать! Брат хозяйки подозревает вас в колдовстве. Он не решится донести, не посоветовавшись со мной, но надо быть готовыми ко всему.
- Мы и так ко всему готовы.
- Вы плохо понимаете, где находитесь...
- Это вы ничего не понимаете. Какая разница - где? Снявши голову, по волосам не плачут. Страшнее того, что с нами произошло... пятьдесят тысяч лет назад... Позавчера казнили еретика, упорного в заблуждении, что Земля не есть пуп Вселенной. Исповедник, в нем было что-то от Клоуфа, изобретшего трансмутационную камеру, спросил его: "О чем ты плачешь? Уж не о своей ли загубленной душе?". "Я плачу по тебе",- ответил приговоренный. Святой отец, бьюсь о заклад, размышлял над его словами до самого ужина. Бедняга!..
- Возьмите себя в руки, Киор! От вас разит за три лье!
