Потом я лежал на спине рядом с ней, в темноте ощупью пытаясь найти сигареты. Я чувствовал себя немного сонным и испытывал некоторое чувство стыда. Она вышла из комнаты в ванную, потом включила кофеварку. Двигалась она тихо, как черная тень в темной комнате.
– Ты сердишься на меня? – спросил я.
Она принесла кофе и села на край кровати, поставив между нами поднос.
– Нет.
– Разочарована?
– Мне следовало сразу понять. Десять лет назад я была бы в ужасе, кричала бы и плакала. Но теперь это не имеет значения, – она смотрела на меня, глаза поблескивали на темном овале лица. – Но ты мог бы быть тактичнее.
– На нашей работе перестаешь считаться с другими. Когда доходишь до того, что не отличаешь реальности от фантазии, о чувствах других людей уже не думаешь.
– Я знаю, – сказала она.
– Ничего ты не знаешь.
Я отхлебнул кофе. Он был крепкий и горьковатый, с сильным привкусом – чего? Соли? Я скривился.
– Бог мой, что это?
Она уставилась на чашку.
– Прости, – сказала она. – Я забыла.
Она пошла к кофеварке и вернулась с новой чашкой кофе, крепкого и сладкого.
– Я все еще забываю, – сказала она, протягивая мне чашку. – После стольких лет.
Я отхлебнул кофе.
– Откуда ты?
– Ты этого места не знаешь.
– А вдруг знаю?
– Недалеко отсюда, – сказала она. – С километр, не больше.
– Непохоже, что ты родилась здесь, – сказал я. – У тебя занятный акцент, непохоже, что ты давно живешь здесь, в городе.
– Когда я родилась, – тихо сказала она, – здесь не было города.
– Ясно, – съязвил я. – Городу свыше пятисот лет. Ты на вид немного моложе.
– Я была здесь десять лет назад, – сказала она, – и тогда города не было.
Я похолодел.
– Что ты мелешь!
– Здесь была деревушка, – продолжала она. – А за несколько километров отсюда небольшой за мок. Никаких автомобилей и ракет, разве иногда воздушный корабль. Мирная сельская глушь.
Я почувствовал, как у меня в животе растет холодный ком.
– Как в сказке, – пробормотал я.
– Тебе не понять, – сказала она устало, как будто рассказывала уже не впервые, и слова вы летали у нее сами собой. – Меня привезли оттуда.
– Брось, – сказал я. – Каким образом?
– Сам знаешь. Стальная камера.
Я подскочил так стремительно, что чуть не пролил кофе.
– Ты с ума сошла! – вскричал я. – Из одной Вероятности в другую ничего переносить нельзя. Это исключено!
– Все так говорят, – тихо сказала она. – Я жду уже десять лет, и все говорят, что это невозможно. Так сказали в Службе Вероятностей, когда меня привезли, и когда я спрашиваю тех, кто выходит из здания, они говорят то же самое. – Она отвернулась. – Я всех спрашиваю десять лет подряд, – повторила она. – Я жду возле здания десять лет, и все говорят одно и то же.
– Что тебе надо? – спросил я.
– Я хочу домой.
Она пробыла у меня два дня. После того первого разговора она почти не вспоминала о своих фантазиях, однако я ничего не забыл. На второй день я пошел к библиотекарю Службы и спросил его. Он смущенно ответил, что не знает. Я проверил сам и выяснил, что для сотрудников моего ранга нужные видеопленки засекречены. Когда я вернулся домой, она устало улыбнулась и написала мне код.
384
– Этот номер, – сказала она, – мне дал один программист, имевший доступ ко всем засекреченным материалам. Он предупреждал, что толку все равно не будет. Но это код моей Вероятности.
– Я не могу тебе помочь.
– Знаю, – отозвалась она. – С самого начала знала, и все же надеялась. Теперь больше не надеюсь, просто жду и жду, вдруг когда-нибудь повезет, но на самом деле я уже ни во что не верю.
– Я всего лишь техник, – сказал я. – Нажимаю на кнопки и еду Наверх, слежу за приборами и смотрю на экраны, вот и все. Я только крошечный винтик в машине.
– Знаю, – сказала она. – Прости, что я тебя по беспокоила.
На следующий день она исчезла. Недели через две я поговорил о ней с одним сотрудником Службы.
– Как же, встречал я ее, – подтвердил он. – Ее все встречали. Вечно торчит у входа. Она чокнутая, считает, что попала сюда из другой Вероятности, и хочет назад, к себе. В мире полно психов. Выбрось-ка ее из головы.
– Она утверждает, что с тех пор прошло десять лет, – сказал я. – Тогда испытания только начались и никто не знал, чем это грозит, если забрать что-нибудь из другой Вероятности. Теперь это известно, стало быть, кто-то обжегся.
Он пожал плечами.
– Может, и так. Но даже если это правда, назад ей все равно никогда не попасть.
Никогда. Существует какая-то математическая формула, которая это объясняет, но я не математик. Я только знаю, что пока мы Наверху, двери камеры заперты снаружи. Ни при каких обстоятельствах нельзя ничего забрать или оставить там...
Значит, кто-то попробовал и обнаружил.
Время от времени я видел ее на лестнице Службы Вероятностей. Она все так же безнадежно ждала, с опущенными плечами и застывшим лицом. Поначалу многие молодые техники заводили с ней знакомство в выходные дни. Она шла ко всем, кто готов был ее выслушать. Потом она перестала быть такой сговорчивой, и все спешили мимо, отводя от нее взгляд. Я теперь редко выходил на улицу, город страшил меня, жизнь за пределами здания пугала, я думал о Вероятностях, таких прекрасных или таких чудовищных, что и вообразить невозможно, я видел в мониторах изменчивые миры, столь же реальные или нереальные, как мой собственный, и мне становилось страшно. Я перебрался жить в комнату без окон в здании Службы. Перестал выходить.
Много лет спустя, я случайно нашел бумажку с кодом ее линии Вероятности. Во время испытательной поездки я заложил код в компьютер и отправился Наверх.
Склонившись к монитору, я вглядывался в клубившийся туман. До того, как ее забрали отсюда, здесь был мир. Теперь я не увидел ничего. Ничего.
