- Гарри, - шутил он, - теперь вы настоящий Нептун. Водное царство ваше. Плывите!
Но вольер - не то что открытое море. Из тихой заводи Гарри попал в бушующий ураган, который оглушил и опрокинул его.
Человек на суше видит и слышит, обоняет запахи, осязает тепло и холод. Увеличьте стократно каждое ощущение, и вы приближенно представите себе мир дельфина. "Подвижной в подвижном" - таков был девиз "Наутилуса" в прошлом веке, когда считали, что океан нем, лишен цвета и запахов. "Подвижной в подвижном" правильно и сегодня, а все остальное обернулось своей противоположностью: кваканье, клохтанье, хрюканье, блеянье обрушились на Гарри с четырех сторон, звуками были полны глубины.
- Гарри! Гарри! - надрывался приемник в его мозгу. - Где вы?
- Я ничего не слышу... - растерянно отзывался Гарри.
Бесшумный электробот сопровождал его в первый выход. На борту не поняли Гарри, почему он не слышит. Судно шло на аккумуляторах, обороты винта были бесшумными. С электробота ответили:
- Держитесь прежнего курса - право по борту!
Океан надвигался на Гарри, как разъяренный зверь: что-то ухало, ахало в нем, верещало, кудахтало, вздыхало и умирало. Позади гремел камнями прибой, впереди басовитым утробным рокотом извещал о своем приближении игравший где-то за тысячу миль отсюда шторм.
- Почему вы молчите, Гарри? - спрашивали с электробота.
- Разве вы можете меня слышать?
- В чем дело? У нас полная тишина!
- Мне постоянно мешает шум.
- Опуститесь на глубину! - последовала команда.
Гарри пошел в глубину. С каждым метром все вокруг изменялось. Мелькали огненные штрихи, зигзаги, будто проносились пороховые ракеты; глубже ракеты превратились в светильники - голубые, зеленые, - висевшие точно луны. А потом вместо ожидаемой тьмы глубоко внизу появилось багровое с желтым отливом зарево - светился придонный ил. Там и тут колыхались синие или рыжие гривы светящихся водорослей, негаснущими полянами рдели колонии голотурий, камни светились красным, между ними мерцали, шуршали морские ежи, креветки; молниями проносились мурены, а звезды так и оставались звездами, только опрокинутыми в глубину... Это было удивительное, зачаровывающее зрелище, доступное глазам только обитателей моря. Оно было бы даже красивым, не окажись с первого взгляда жестоким. Это был мир, где все и всех пожирают открыто и беспощадно. Зубы и широкие пасти господствовали здесь над слабым и беззащитным, и, чтобы слабому не быть сожранным без следа, ему надо было размножаться, как планктон, в миллиардах себе подобных. Гарри был потрясен беспрерывной охотой обитателей друг за другом, хрустом и хлопаньем челюстей, вскриками, визгами, пронизывавшими толщу вод.
Когда, почувствовав потребность вздохнуть, он вынырнул на поверхность и с бота его спросили, что он видел в глуби, Гарри ответил:
- Ужас...
Может быть, Гарри Пальман оказался неспособным вынести новый мир? Столкновение с неизвестным далось ему слишком трудно? Дважды пришлось Гарри Пальману спасаться бегством от акул под защиту электроробота; сородичи-дельфины чувствовали в нем что-то несвойственное, отвергали его, угрожая зубами; невидимая морская мелочь рвала ему плавники, заставляла метаться и выпрыгивать из воды.
- Мистер Баттли, - просил он, когда его возвращали в спокойный вольер, - я не могу этого вынести.
- Терпение, Гарри, - отвечал шеф. - Привыкайте.
- Я хотел бы прекратить опыты, - настаивал Гарри. - Это мне не под силу.
- Впереди еще главное.
- Что главное, мистер Баттли?
- На это свой день, Гарри, и свой час.
- Но я не могу!
- Привыкнете.
- Мистер Баттли...
- Контракт, Гарри. Вы же согласились, - напоминал Баттли.
Это смиряло подопытного.
- Дайте мне отдохнуть, - просил он.
- Не забывайте, что времени у нас месяц. Испытания впереди.
- Что впереди?..
Шеф пожимал плечами. Похоже, он не знал, какие испытания будут, или ожидал на этот счет указаний от руководства института.
В конце концов успех опыта был успехом не одного только Баттли. Выше него стоял ученый совет, еще выше - дирекция, связанная с государственным аппаратом. Достижения института становились достижениями государства. И чем значительнее были достижения, чем больше возможностей они предоставляли, тем крепче брало государство эти достижения в руки. Баттли, Глен Эмин, Гарри?.. В большом деле они безличны и безразличны. Важен результат их работы, а государство пользовалось результатом как ему было угодно.
Поэтому Баттли, доложив об успехе опыта, уже не был хозяином задуманного эксперимента.
- Не знаю, - признавался он Глену, - что будет дальше. В верхах человек-дельфин встречен аплодисментами. Теперь надо ждать испытаний. Наших нервов в первую очередь, Глен.
О характере испытаний Глен узнал совершенно случайно.
Он был у шефа с утра. Кабинет, выходивший окнами на террасу, выглядел празднично светлым. Голубой и светло-зеленый пластик панелей и стен сочетался с блеском моря, сверкавшего в гигантском - от пола до потолка окне, делал кабинет похожим на светлый аквариум, стоящий на солнечном подоконнике. Настроение у шефа было таким же светлым, шеф фантазировал с увлечением:
- Биометилтоналу, - говорил он, - предстоит в будущем немаловажная роль. Дельфины только начало, Глен. На третьем месте по развитию, после дельфинов и обезьян, стоят слоны. Нам удалось заглянуть в океан, но впереди джунгли, Глен, с запахами, листвы, земли, африканских саванн...
Легкое гудение зуммера и вспыхнувшее табло "Неотложно!" прервали увлечение шефа.
- Один момент, Глен, это из хирургического, - сказал он, поднимаясь из-за стола. - Посидите, я вернусь через минуту. Подумайте о нашем разговоре, о перспективах.
Минута проходила за минутой, Баттли не возвращался. Два раза позвонил телефон. Глен не осмелился поднять трубку. Раздался третий звонок. "Может быть, звонит шеф, - подумал Глен, - чтобы я не сидел без дела", - поднял трубку.
- Генерал Биддмен, - заговорили в трубке, видимо, продолжая разговор с кем-то, - предлагает провести испытания в среду. Для участия выделим два эсминца...
- Простите, - ответил Глен, - вы звоните не по адресу.
- Это кабинет мистера Грэви? - В трубке назвали имя директора института. - Кто это говорит?
- Телефон директора - Е-72-17, - ответил Глен и положил трубку.
Профессор задерживался. Надо было идти. Разговор об эсминцах и генерале в эту минуту Глен не связал ни с чем. Не успел связать: в кабинет стремительно вошел Баттли.
- Несчастье, Глен! - сказал он, проходя к своему столу. - Умер Гарри.
- Гарри? - не понял Глен. - Дельфин?
- Пальман! - Баттли барабанил пальцами по столу. - Его тело безмозглый футляр... - Шеф повысил голос, ругал ассистентов: - Как они посмели не досмотреть? Институт здесь, черт возьми, или ресторанная судомойка?! Не довели нити до полной стерильности. Швы загноились, Глен. Ведь он не мог ни сказать, ни пожаловаться!..
