- В то что в нас заложено.
- Но ведь разум робота продолжает работать над полученной информацией, и у вас наверняка возникают собственные идеи.
- Случается. И если заложить в робота несовершенные данные идеи у него могут возникнуть весьма странные. Я как-то слышал о роботе с космической станции который поклонялся богу роботов и отказывался верить что его создал человек.
- Надо полагать, - задумчиво произнес Фома, - он утверждал, что создан отнюдь не по образу и подобию человека? Я счастлив, что у нас, вернее, у них, у Технархов, достало мудрости не пытаться воспроизвести человека, а заняться разработкой роботов в функциональном обличье вроде тебя, когда каждый имеет форму, соответствующую его предназначению.
- В данном случае было бы просто нелогично воспроизводить человека, - сказал робосел. - Человек машина универсальная однако он далеко не идеален для выполнения любой конкретной работы. Хотя я слышал что однажды.
Он умолк на середине предложения.
Видимо, даже у роботов есть мечты и легенды, подумал Фома Легенды о том, что некогда существовал суперробот в облике его создателя, человека. И одной этой идеи достаточно для возникновения у роботов настоящей теологии.
Фома снова задремал и осознал это, только когда робосел внезапно остановился у подножия горного хребта - видимо, того самого, через который пролегал отмеченный на карте маршрут. Когда-то давным-давно его назвали хребтом Дьябло, но с тех пор, очевидно, осеняли крестом бесчисленное количество раз. Вокруг не было ни души.
- Ладно, - произнес робосел. - Теперь я уже достаточно запылился и поизносился в дороге так что могу показать тебе как подогнать данные одометра. Поужинай, выспись хорошенько а завтра двинемся обратно.
Фома судорожно вздохнул.
- Но мне нужно найти святого Аквина. Я могу спать на ходу, - сказал он и добавил участливо: - Тебе, я полагаю, отдых не требуется?
- Нет конечно. Но что входит в твою задачу.
- Найти святого Аквина, - терпеливо повторил Фома. - Я не знаю, какие данные были введены в тебя, но ушей его святейшества достигли слухи, что в этих краях много лет назад жил крайне праведный человек...
- Знаю знаю знаю, - перебил его робосел - Его рассуждения были столь логичны и безупречны что все кто ему внимал сразу обращались в веру жаль, что меня тогда не было хотел бы я задать ему парочку вопросов, а с тех пор как он умер его тайная гробница превратилась в место паломничества и там происходит множество чудес но самое важное знамение свидетельствующее о его святости заключается в том что тело Аквина осталось нетленно, а вам нужны чудеса и знамения чтобы привлекать народ.
Фома нахмурился. Слова эти, произнесенные монотонным нечеловеческим голосом, звучали весьма непочтительно и словно намекали на что-то недостойное. Когда о святом Аквине говорил его святейшество, сразу возникали мысли о величии божьих людей на земле - о красноречии святого Иоанна Златоуста, о неопровержимости суждений святого Фомы Аквинского, о поэтике святого Иоанна Крестителя и прежде всего о чуде, которого удостаивались даже не многие святые, о сверхъестественной нетленности тела... "не дашь Святому Твоему увидеть тление"
Но когда на эту тему заговорил робосел, осталась одна только мысль о дешевом балагане, которому требуется что-нибудь броское, зазывное, чтобы привлекать публику.
- В твою задачу вовсе не входит найти Аквина. Ты должен лишь доложить что нашел его. И тогда твой временами непогрешимый друг сможет с относительно чистой совестью канонизировать его объявив о новом чуде после чего многие обратятся в веру, а вера уже обращенных укрепится сильнее прежнего. Кто в эти дни нелегких путешествий отправится в паломничество и обнаружит что святого Аквина нет как нет и Бога.
- Вера не может строиться на лжи, - сказал Фома.
- Да, - произнес робосел. - И я не имею в виду да с точкой. Я имею в виду да с вопросительным знаком произнесенное ироническим тоном. Подобные речевые трудности наверняка не беспокоили того единственного совершенного...
Он замолчал на середине предложения, но, прежде чем Фома успел возразить, робосел продолжил:
- Разве имеет значение какие маленькие неправды приводят людей в лоно церкви если поверив они как ты думаешь вступают в общение с великими истинами. Важно твое сообщение а не сама находка. Мне-то все ни по чем а вот ты устал очень устал у тебя все болит от долгого сидения в непривычной позе ведь даже при том, что я стараюсь двигаться ровно седока немного трясет а тряска станет еще хуже когда мы начнем подъем и мне придется изменить длину ног соответственно крутизне склона. Остаток пути тебе будет вдвойне неудобнее. И тот факт что ты не пытаешься перебить меня свидетельствует что ты склонен согласиться. Ты знаешь что самое разумное это для начала устроиться спать прямо здесь а утром отправиться в обратный путь или что еще лучше отдохнуть тут дня два чтобы твое отсутствие выглядело более убедительно. А потом ты сделаешь свое сообщение и...
В каком-то дальнем углу засыпающего сознания Фомы пронеслось: "Иисус, Мария, Иосиф!", и постепенно оттуда просочилось понимание, что этот абсолютно монотонный голос обладает превосходным гипнотическим действием.
- Retro me, Satanas! (1) - воскликнул он громко, потом добавил: - Вперед! В гору! Это приказ, и ты должен ему подчиниться!
- Я подчиняюсь, - сказал робосел. - Но что ты изрек перед приказом.
- Прошу прощения, - ответил Фома. - Наверно, пора уже обучать тебя латыни.
Маленькая горная деревушка, куда они добрались под утро, не подходила под определение настоящей "обитаемой зоны", достойной охраны и системы пропусков, но оказалось, что там все-таки есть постоялый двор.
Фома слез с робосла и тут только почувствовал, что у него действительно "все болит", но решил не показывать виду. Ему очень не хотелось, чтобы обладатель усиленного пси-фактора мог подумать с удовлетворением: "Вот. Говорил же я тебе".
В таверне прислуживала молодая женщина из марсианско-американских полукровок. Комбинация из развитой грудной клетки, характерной для марсиан, с развитой американской грудью производила впечатление весьма эффектное. На ее губах играла Улыбка - пожалуй, даже более дружелюбная, чем вправе рассчитывать незнакомец. От нее прямо-таки веяло готовностью обслужить не только вполне сносной пищей, но и любыми сведениями о жизни маленького горного поселка.
Однако она никак не отреагировала, когда Фома якобы ненароком сложил два ножа крест-накрест.
Прогуливаясь после завтрака, он то и дело вспоминал ее грудь - разумеется, лишь как символ, свидетельство удивительного происхождения этой женщины. Ведь разве не служит проявление заботы Господа о своих творениях тот замечательный факт, что обе расы, невероятно долго разделенные космической бездной, оказались способны к произведению общего потомства?
