- Сколько душе угодно! - самоуверенно заявил Семистопный. - Вот хотя бы это...
Когда душа дышать устала,
А впереди лишь дождь и тьма
- Та залезай под одеяло
И согреши в объятиях сна!
- Ведь все равно тебе хана! - подытожил, всхлипывая Аполлинарий Грызюк, все еще не отрывая головы от дипломата.
- Не-а! - задорно откликнулся неунывающий Семистопный. - Ведь подовспрявши ото сна, ты вдруг поймешь - УЖЕ ВЕСНА!
- Осень, однако, пока на дворе, - миролюбиво проворчал Мефодий Угуев, ковыряя палочкой в костре. - Дуют студеные ветры, следом зима прикатит в декабре - лучшие песенки спеты!
- Отчасти вы конечно правы, - откликнулся Семистопный, - но!!!
Ты оглянись лишь на пройденный путь,
И хоть прикинь сколько мы напахали!
Трем поколениям все удобрять
Времени хватит едва ли!!!
- Эх вы, гуппии вуалехвостые! - заголосила вдруг в тоске мадам Баттерфляй. - Опять на нерест пошли! Неужели никто крохотной беззащитной перед силами природы дафнии не может поднести стаканчик ацидофилена или хотя бы аэрина паршивого?!!
- У меня только кефир, да и тот обезжиренный, - слабо откликнулся Аполлинарий Грызюк, - а стаканчиков и вовсе нет.
- Стаканчики есть у меня, - встрепенулся поэт, - лишь бы кефира на всех хватило.
- У меня этого кефира полно! Хоть залейся!!! - мрачно сказал Аполлинарий Грызюк. - Полный дипломат. Я его всегда с собой таскаю. Я теперь без этого кефира вообще жить не могу!
- Тогда наливай, - величаво скомандовал Мефодий Угуев, извлекая из-за пазухи надкушенный колбасный батон и четыре свежепросоленные банана. Пока луна такая полная...
- Эх-х-х-х!!! - разухабисто сказал Семистопный, вытер рукавом финского костюма алые уста и с чувством мажорно икнул:
Когда завод твой на исходе,
Не время думать о приплоде!
Налей стаканчик до краев.
Чу?! Слышишь песнь возникла вроде,
То очумевший от боев,
Твой организм уже поев,
Благую песнь при всем народе
Поет без всяких... холуев!
- Талант районного масштаба! - с тихой завистью сказал Аполлинарий Грызюк.
- Циклоп! - капризно фыркнула мадам Баттерфляй. - Он на мои коленки постоянно косится и облизывается при этом... Макропод сухопутный, хоть и тропический!
- Между первой и второй, - спокойно сказал Мефодий Угуев, - да этакой параболой!
- Уже-уже, - засуетился Аполлинарий Грызюк, - наливаю!
А В ЭТО ВРЕМЯ в пампасах стояла великая сушь! Но даже если бы и можно было принести с собой, то все равно выпить было не с кем!
А здесь уютно потрескивали в костре догорающие доски старого некрашеного забора, томилась доходила и "постреливала" в золе картошка, слетались на огонек хорошие люди...
Мефодий Угуев окинул спутников спокойным внимательным взглядом и мимоходом поймав Аполлинария Грызюка за многострадальную петельку от штанов участливо спросил:
- Ты меня уважаешь, дактиль наш шизокрылый?
- Я преклоняюсь перед вашим умением зажигать, - сдавленно пробормотал Аполлинарий, - и вести за собой массы...
- А я, вообще, к мужикам не ровно дышу! - сказала мадам Баттерфляй, окидывая Мефодия Угуева специфическим взглядом.
- Конечно, - с тайной завистью прошептал Семистопный, - кому в наше бурное время нужен истинный талант, даже взращенный на сексуальной, а не только исключительно на местной почве.
Но Мефодий Угуев ничего не слышал - мысленно он был далеко - в пампасах!
- Когда на небе такая луна, - исступленно продолжала мадам Баттерфляй, - меня всегда тянет впасть в безумства. Например плюнуть на все и стать домохозяйкой!
- А я хотел стать танкистом, - застенчиво прошептал Аполлинарий Грызюк, - а потом, чуть позже, рядовым... гинекологом.
- А я стал тем, - радостно подхватил, сияющий похлестче, чем луна, Семистопный, - кем хотел - непризнанным гением! Ведь истинный талант, грея бока в лучах славы, хиреет в тепличных условиях.
- Кто был ничем тот в дальнейшей жизни только приобретает со временем, - философски подытожил Мефодий Угуев, на мгновение вернувшись из пампасов. - А кто был всем - все равно далеко не уйдет.
- Не мечите бисер перед свиньями, - глухо изрек Аполлинарий, снова утыкаясь головой в спасительный дипломат и всхлипывая при этом.
- А я люблю икру... метать, - вздохнула мадам Баттерфляй, - в принципе, конечно.
- Я тоже икру люблю! - задорно воскликнул Семистопный. - Даже кабачковую!!!
- Однако зима на подходе, - уверенно изрек Мефодий Угуев. - Готовы ли вы к отопительному сезону?
- Готовы! Готовы!!! - нестройным хором откликнулись случайные попутчики Мефодия Угуева.
- Тогда в путь! - раскатистым басом объявил Мефодий. - Уж цель близка, а время не ждет - оно уже давно и окончательно тронулось, а мы вслед за ним... Потомки нас не забудут! Вперед к светлому будущему, на месте с левой ноги, не взирая на погодные условия... АРШ!
- Кто там шагает правой? - радостно заголосил Семистопный и в его безумных глазах отразился мертвецки зеленушный свет полной луны. - Левой! Левой! Левой!
- Вам не кажется, что нас будет все время заносить, если мы будем постоянно шагать только левой? - задыхаясь крикнул Аполлинарий Грызюк, однако, четко печатая шаг, хоть и припадая на правую ногу при этом.
- Путь несет! - бесшабашно захохотала мадам Баттерфляй, подпрыгивая на марше от возбуждения.
- Средь глобальной общей дури, - не своим голосом запел Семистопный,
Пусть сильнее грянет буря!
Мы в пучине катаклизмов
Все отринем атавизмы!
И из недр пустыни дикой
Мы начнем свой путь великий!
Все нам станет по плечу!
Я от счастья хохочу!!!
- Ур-р-ра!!! - подхватила мадам Баттерфляй.
Сорвем покровы с голых истин,
Подымем время на рога!
Наш бег неудержим - поскольку истин
Вольны мы словно облака!
- Пока... пока... пока... - откликнулось эхо злым нечеловеческим голосом.
- А три стопы от ямба вам?!! - проревел Мефодий Угуев, и от его могучего баса стекла лопнули в близлежащих домах, а две новостройки прямо по курсу и вовсе осели кучей праха.
И ударил гром, и сверкнула молния, и хлынул ливень подмывая фундаменты уцелевших строений, взламывая асфальт и заливая окрестности...
Мадам Баттерфляй таки сорвала покровы. Сначала с Аполлинарий Грызюка, который лишь слабо отбивался опустевшим дипломатом, а потом и с самого Мефодия Угуева.
- Голые люди на голой земле, - возбужденно бормотал разгоряченный Семистопный, поспешно и самостоятельно раздеваясь.
Гонит их гибельный ливень,
Туда, где в последнем котле
Тело и разум будут а отрыве...
А В ЭТО ВРЕМЯ в пампасах было тих-тихо, словно у них в пампасах уже лет двести, как обезлюдело.
А потом пошел снег.
Сразу стало тихо холодно и страшно. А вокруг уже расстилались только одни пустыри, над которыми царил мрак...
