Плавно соскользнув в дрему, Гамелин не заметил, как и когда был оставлен в одиночестве, в чем, правда, не усмотрел потери, очнувшись поздним утром в жилище Нодо. Проверив по привычке, цел ли кошелек и в порядке ли нагрудный знак, он выполз из завораживающего тепла постели, расправил плечи, привел в чувство смятую одежду - одернул куртку, перевязал кушак - и отсчитал монеты, полагавшиеся Нодо, чистившему во дворе его жеребца, храп и ржание которого Гамелин мог бы безошибочно отличить от множества других. Его предплечья были усыпаны малиновым песком клоповьих укусов, наглядно доказуя всю нелепость одного только желания повторно испытать гостеприимство зверолова.
"Я немедленно отправляюсь", - уведомил Нодо Гамелин.
"Если угодно" - ответил тот, понурившись.
"Вот деньги, - продолжал Гамелин, - за ужин, за ночлег и за девчонку".
"С позволения сказать, за мальчишку - это мой сын", - все так же хмуро поправил его зверолов.
"Не имеет значения", - бросил Гамелин, подавляя позывы скупости, советовавшей ему переполовинить сумму под любым предлогом.
Нодо, сочетая неуклюжесть с благодарной почтительностью в низком поклоне, пробормотал слова прощания, в которых как нельзя более ясно проступал уважительный трепет перед мощью Империи, имеющей все, и даже гонцов, но Гамелин, на сей раз оставшийся неуязвимым для лестных слов, оседлал коня и, стеганув плетью холеный круп, пустил его вскачь.
Выехав из селения, Гамелин обнаружил, что в рассеянности направился в сторону, противоположную той, куда ему следовало бы ехать. На это указывало присутствие очага, того самого очага, который сложил Нодо, или, точнее, его племянники, на чьих плечах во время памятного Гамелину представления лежала вся черная работа. В полугроте, составленном поседевшими от золы валунами, он заметил оброненную давеча флягу, которую думал было поднять, но от чего тотчас же отказался, предпочтя полагать забытый сосуд некоей жертвой, приносимой им во избежание повторного свидания с угрюмой деревней, где звероловы покрывают землю... Кстати, ни одной оранжевой фигуры Гамелин не отыскал, не смотря на то, что прочие детали были им узнаны и даже крупные трещины в пересушенной глиняной почве опознаны. Все же он решил не продолжать поиски и, повернув на запад, сделал изрядный крюк, чтобы обогнуть селение.
На середине тропы, с вызывающим зевоту постоянством рассекавшей на части кедровые рощи, Гамелин увидел контур оленя, подобный тем, над которыми накануне трудился зверолов Нодо. Крапленая спина переходила в смехотворно короткий хвостик, бывший, в противовес голове, увенчанной парой рогов с почкообразными выростами и наделенной двумя невразумительными органами зрения, несообразно куцым и трусливо опущенным вниз. Поблизости красовался такой же рисунок, чуть поодаль - еще два-три, а впереди, подальше, дорожка была буквально оранжевой, словно сад давших невиданный урожай хурмовых деревьев на исходе осени.
Гамелин сопоставил рассказ о бегстве оленей - дичи, дающей пропитание не знающим земледелия поселянам - с представшей взору картиной и позволил себе поиздеваться над верой Нодо в чудодейственную краску, его верой в ритуал, как будто способный воспрепятствовать бегству. Как далеко они успели уйти, - подивился Гамелин, - от того места, где им назначил находиться их создатель!
