Он знал, что ожидалось от него, видев в прошлом множество соревнований по телевизору, показывавших верный процесс ласки и наиболее удовлетворяющую последовательность движений для обоих партнеров.
В ослепительно вспышке были сметены все его чувства, наполнив все тело всепоглощающей белизной, последовавшей затем глубоким и темным комфортом, пропитывая его блаженством, какого он никогда не знал. Он увидел Жанну подле себя, глубоко дышавшую и счастливую.
- Что, это в первый раз? - спросила она нежно.
Он кивнул.
- Теперь ты знаешь, кто ты есть?
- Да, природорожденный?
- Когда ты впервые почувствовал это?
- Мне однажды приснилось, что я сосу грудь матери-роженицы.
- Но ты сказал, что не помнишь её.
- Верно, но она мне снилась. Когда я проснулся, я испугался. Нас учили, что только животные: мыши, кролики, обезьяны вскармливают своих детенышей молоком, но не люди. Кроме природорожденных, разумеется. С этого времени меня постоянно преследовал страх. Но как я мог здесь оказаться?
Ее голос был мягок и нежен, словно она хотела приласкать его словами:
- Когда маленькая группа угнетателей, которая назвала себя отцами-генетиками, захватила власть, была уже изобретена техника искусственного осеменения. Были созданы большие запасы высококачественной спермы. Когда оказалось, что с помощью этого метода можно сохранять уровень численности на стабильном уровне и добиться любых типов людей, то немногие оставшиеся после Большой Войны - сохранившие верность традиции, стали преследоваться и уничтожаться.
Горечь слов контрастировала с нежной мелодией её голоса. Почти материальная ненависть сбилась в горле Бреру комом. Он помнил всю эту сладкую ложь отцов-генетиков - пропаганда, звучавшая в программах с раннего детства. "Того что у тебя есть, достаточно для того, что ты хочешь и кто ты есть". "Избыточность меньше чем умеренность". И дальше "Отцы-генетики миролюбивы", "Они не знают ни ненависти ни зависти". "Мир селекции - есть рай созданный...".
Но с этого момента, когда голос Жанны всколыхнул глубины его памяти, эти лозунги потеряли над ним власть.
Бездушный, повторяющийся ритм, усиливающий воздействие лозунгов, превратился в далекое прошлое. Он проговорил их вслух, изумленно слыша свой голос с бесстрастным любопытством.
- Вот этому они учили меня, - произнес он с улыбкой. - И я верил. Забавно?
- Они трусливые безжизненные существа, - резко ответила Жанна. - Наши селектированные китайские болванчики. Они не знают любви. Все, чем они обладают, это отвратительные игры, потому что их хозяева еще не смогли вытравить остатков чувств. Правители намеревались прекратить матчи после того, как они отслужат свое, но люди оказались зараженными привычкой. Они даже пристрастились, вот почему отцы-генетики, которые вовсе не дураки, позволили играм продолжаться, как мера борьбы против того, что они называют грехом. Это усиливает марионеточную послушность их народа, и сохраняет отцов-генетиков у власти. Вот почему они боятся нас. Нами, природорожденными, невозможно так манипулировать, как им хотелось бы. Мы успешно противостоим их попыткам мозговой чистки.
Потом она рассказала ему о себе:
- Когда отцы-генетики захватили власть, и установили свою репродуктивную систему общества, они не смогли уничтожить всех приверженцев традиции. Большинство из них перешло на нелегальное положение в новом селективном обществе. В начале эксперимента их невозможно было отличить от остального человечества. Они могли покидать дома, бывать на улицах и даже работать, имея фальшивые документы. Они получали необходимую помощь от тех, кто добивался значительных постов в обществе. Дети, рожденные в потаенных местах, помещались в дома симпатизирующих матерей-рожениц, которые регистрировали их наравне со своими детьми. Ты являешься одним из них.
Она погладила его руку и одарила страстным поцелуем.
- Это то, что они называют грехом, - сказала она нежно.
- Грех и ненависть, - ответил Бреру.
- Что ты хочешь сказать?
Ярость в ее голосе ошеломила его.
- Это часть урока. Грех и ненависть породили упадок прежнего общества, во время правления природорожденных. Они переплетались. Этому нас учили. Грех и ненависть привели мир на грань исчезновения. Когда ты сказала "грех", я лишь добавил недостающую часть. Это сила укоренившейся пропаганды. Мне многому придется разучиваться.
Она лежала теперь совсем рядом с ним. Когда она заговорила снова, ее голос словно повторяя заученную лекцию звучал монотонно:
- Большинство сумело избежать гибели. Они основали новое общество в горах, куда не сможет пройти безнаказанно никто из наших врагов. За эти годы мы обрели силу, выучили армию, имеем превосходное оружие, готовы отдать жизни за наш народ.
- Для чего?
- Чтобы взять власть.
- Невозможно. Отцы-генетики слишком сильны.
- Мы сильнее.
Непоколебимая уверенность в ее словах убедила его.
- Откуда ты все это знаешь?
- Я была в лагерях. Мне рассказали правду. Они послали меня обратно искать таких, как ты, кто поможет нам, когда придет время нашей армии выступать.
- Тебе также поручили просвещать нас?
Вместо ответа она обняла его с таким порывом и нежностью, что Бреру не успел разобраться во внезапно прихлынувшей к нему печали.
На улице его охватило сильное желание взять Жанну под руку и только сделанное им над собой усилие помогло воздержаться от этого опасного жеста.
Жанна в немнущейся униформе снова выглядела как и все остальные. Она спрятала свои длинные волосы под шапочку, а её груди были спрятаны под накрахмаленным лицом лучше, чем во время их первой встречи. Бреру подозревал, что она демонстрировала внешние признаки пола тогда с намеренностью. Они шли с величайшей осторожностью. По-прежнему было слишком много патрулей. Встречавшиеся прохожие явно нервничали. Внезапно Бреру заметил бегущую группу. Мимо бесшумно промчалась патрульная автомашина. Жанна потащила Бреру за руку к ближайшему крыльцу, но внезапный испуг парализовал все его тело. Он споткнулся и упал. Мгновение она колебалась, затем заметив приближавшихся полицейских, исчезла в подъезде жилого небоскреба, где её уже трудно было обнаружить в лабиринте сквозных коридоров и комнат ячеек. Бреру втолкнули в один из фургонов. Внутри было темно. Только по слуху он мог определить, что внутри есть и другие арестованные. После недолгой езды фургон остановился. Всем завязали глаза. Когда с него сняли повязку, Бреру находился в небольшой комнате, похожей на мини-лабораторию.
На стене размещались приборы и инструменты. Низкий не прерывающийся гул наполнял помещение, тихий и настойчивый, влияющий на сердцебиение. Психическое напряжение возросло настолько, что Бреру почувствовал, что ему пора перестать себя сдерживать. Ему хотелось кричать, ломать блестящие инструменты на стенах, но лишь только он начал стонать, как дверь открылась и низенький человек вошел легкой летящей походкой. Его лицо было поразительно гладким и хотя было точно ясно, что он мужчина, не было видно никаких признаков бороды. Бреру пришло в голову, что он часто уже видел подобный тип людей в последнее время. Он припомнил женщину с монголоидными чертами, которая так яростно защищала мудрость отцов-генетиков.
