Том Диш довольно смеется.
— Помню, как-то в десятом классе я разговаривал с моим преподавателем английского — учителя английского всегда ко мне благоволили, и я мог доверительно беседовать с ними, — обсуждая с ним два возможных варианта развития моей дальнейшей жизни. Первый — поселиться в одном из небольших городков, стать на стезю добродетели и гражданского долга (не помню точно, в чем это должно было выражаться), а второй — отправиться в Нью-Йорк и творить.
— Окончив среднюю школу, я прошел в государственном центре занятости несколько тестов и получил первую в жизни работу — практиканта-чертежника по стальным конструкциям в компании «Ю.С.Стил». Но тем же летом, как только накопил достаточно денег для поездки в Нью-Йорк, бросил ее. А уже в Нью-Йорке получил место клерка на самом маленьком жалованьи…
— Я хотел поступить в «Купер Юнион», на архитектурный факультет. Мне вздумалось попасть в преемники Фрэнка Ллойда Райта[2]. И поступил-таки. Но работы, хотя обучение было бесплатным, не бросал и в конце концов просто зашился — возможно, не так уж мне и хотелось стать архитектором. А архитекторам слишком долго приходится изучать массу дурацких вещей; наверное, меня на это не хватило.
Позже Диш вернулся в колледж, однако:
— Только ради любой доступной мне научной степени — я полагал, что степень придаст мне веса и положительно повлияет на развитие моей писательской карьеры. Но стоило мне продать первый рассказ — колледж был оставлен окончательно.
Говорят, многие знаменитые фантасты читали в детстве груды фантастической литературы, а затем и сами принимались писать — из-за того, что в детстве чувствовали себя одинокими. Спрашиваю: замечал ли Диш за собой нечто подобное? И получаю скептический ответ:
— Да подростки все поголовно склонны чувствовать себя одинокими, это просто такая стадия в жизни. Они еще не успели начать карьеру, не нашли желаемого общества, и, ясное дело, это неплохой повод самого себя пожалеть. Несомненно, такое и с вами в свое время было, — однако вы пошли своим путем, окружение ваше сложилось, и в итоге вам больше нет нужды жаловаться на то, что вы одиноки и никому не нужны. Потом вы женитесь. А из женатых, да еще имеющих детей, мужчин редко кто может пожаловаться на одиночество.
Сам Диш для писателя необыкновенно общителен и многие свои задумки реализовал совместно с целым рядом других авторов. Первым его соавтором был Джон Слэйдек.
— Мы начали писать вместе летом 1965-го, в Нью-Йорке. Вначале — просто коротенькие юморески, а затем и два романа сделали. Один — это готика, и лучше о нем не вспоминать, а другой — Черная Алиса, детективно-приключенческий роман о современной жизни.
— Сотрудничество с другими авторами — сплошное удовольствие! У одного появляется стоящая идея, другой говорит, что это здорово, и почему бы не… И работа пошла! Писать вместе с тем, чье мастерство тебя восхищает — это чудо. Ремесло писателя превращается в сладкий сон, в котором ты только подумал — а произведение уже написано…
— Бывали у меня и другого рода совместные работы. Вместе с композиторами, например — над небольшим мюзиклом и оперой. Это было здорово! Мне и для кино писать нравится. Другие жалуются на ужасные отношения с режиссерами, однако если режиссер достоин восхищения, то такого просто быть не может. А если нет — зачем же с ним работать? Конечно, с ранними романами в этом смысле без трудностей не обошлось. Что же касается юморесок — то, по-моему, гораздо лучше отдать свое вдохновение Сэтедэй Найт Лайф, чем юмористическим страничкам в журналах.
Круг людей, с которыми работал Диш, полностью отражает все разнообразие жанров, в которых он пробовал свой талант.
— Я стремлюсь поработать над самыми разными задачами. Хочется писать либретто для опер, вообще попробовать по возможности все жанры. Я написал множество стихов, да и сейчас поэзии не бросаю. А наряду с фантастическими романами собираюсь разрабатывать исторические и современные темы.
Я спрашиваю, не боится ли Диш слишком уж смутить умы издателей — они ведь, как правило, просто счастливы, если могут наклеить на автора определенный ярлык.
— Да, издателям гораздо спокойнее, когда автор в этом смысле полностью отдается на их милость. Они предпочитают вогнать писателя в определенные рамки. А почему? Скажем, фантаст вдруг начинает писать то, что не приходится издателям по вкусу. Тогда они могут сказать, что ему следует работать над тем, что ему удается, и писать книги, которые, как прежде, будут пользоваться успехом. Если автор неукоснительно придерживается определенного жанра, то его редактор всегда может диктовать ему законы этого жанра. Писателей слишком долго вынуждали обуздывать свое вдохновение. В результате — тоскливейшее однообразие завязок, сюжетных линий и характеров.
Поскольку Диш умудрился избежать стандартизации, то вполне естественно возникает вопрос: что важнее для него в первую очередь — признание со стороны поклонников фантастики, либо — других читателей?
— По-моему, любой фантаст предпочел бы успех в «большом мире» успеху в «малом». Он лучше вознаграждается. Нет, не только в денежном выражении, но — признанием читателей. Если для тебя кое-что значит одобрение твоих коллег, то всеобщее одобрение должно значить еще больше. Проблемы, которые хочется затронуть, критики, которым надеешься угодить, далеко не все это находится внутри жанра фантастики. На самом деле — «большое жюри» к нему как раз и не относится.
Я спрашиваю: был ли самый знаменитый роман Диша — Лагерь для концентрации — попыткой добиться признания широкого круга читателей?
— Лагерь для концентрации был романом фантастическим; он не настолько самодостаточен, чтоб выйти за рамки жанра. Он не представляет собой огромного достижения в литературе, Можно отнести его к остросюжетным романам на стыке жанров — некая часть фантастики контрабандой пробирается под этой маской в реальный мир — однако, по-моему, широкая публика гораздо болезненнее воспринимает всякого рода «взрывные эффекты», тогда как для любителей фантастики они — неотъемлемый атрибут жанра. Взять хотя бы такой роман, как Человек без лица Бестера; его в свое время назвали «пиротехническим». Между тем, «пиротехника» — это неотъемлемая часть фантастической эстетики: именно на достижение такого эффекта и был нацелен Лагерь для концентрации. В Америке мой роман не привлек особого внимания, послужив лишь предметом ворчливого негодования со стороны нескольких критиканов от фантастики. Мои «предостережения» никогда не пользовались большим успехом; к тому же тогда я был не более чем молодой автор, пробивающий себе дорогу, а потому книга, подобно многим другим, прошла незамеченной. Но это еще не худший вариант. Ведь достигнутый однажды успех у публики не слишком полезен: появляется соблазн вновь достичь его тем же путем. Если бы я, поддавшись такому соблазну, написал еще одну книгу по схеме Лагеря для концентрации, это здорово повредило бы моей репутации — пусть даже и в собственных глазах. Иногда мне хочется написать что-либо гораздо более серьезное и наполненное душевными муками.
