Василий Бережной - Хронотонная Ниагара

— Продолжим, дети, наш урок…

Ари очень импонировало, что философ Алыа заинтересовался новейшими проблемами физики. Она посвящала его в таинства своей науки с каким-то особенным удовольствием.

Альга, слушая ее, старался не смотреть на девушку, отводил взгляд даже от ее туфель. Но когда сосредоточился, когда понял, какое она поставила перед собой научное задание, поднял голову и открыто ею залюбовался.

— Изменения в параметрах поля, сквозь которое проходит «Сатурн», некоторые ученые считают фикцией. Другие объясняют их погрешностью аппаратуры, — говорила Ари. — Я проверила аппаратуру не раз и не два: она работает с высокой точностью. Вы обратили внимание на последний Астрономический атлас? Все «ближние» галактики находятся от нас почти на одинаковом расстоянии. Из этого я делаю вывод: «Сатурн» вошел в область, которая непосредственно прилегает к центру Вселенной. Можно предположить: там генерируются совершенно неизвестные нам поля, их уже и отсюда чувствуют наши приборы. Что там подстрегает нас? Какие свойства этого пространства? Разве мы не можем это установить? По моим подсчетам, «Сатурн» подойдет к исследуемой зоне через тысячелетия. Какие опасности возникнут перед нашими потомками? Скажите, пожалуйста, Альга, не наша ли обязанность разведать трассу? Ведь если лететь с максимально возможной скоростью, можно достигнуть центра Вселенной за каких-нибудь семь-восемь лет.

— А что передали автоматические зонды, запущенные… точно уже и не припомню когда?

— В том-то и дело, что зонды исчезают за горизонтом связи, исчезают бесследно, не передав никакой информации.

— Неужели? — удивился Альга. — Никаких сообщений?

— Информация поступала с расстояния немного больше парсека. А затем связь обрывается. Вот почему я и решила лететь. Аппараты, какими бы они ни были умными и чувствительными, не могут бесконечно приспосабливаться к меняющейся среде.

— Это так, — согласился Альга, — потенции человеческого мозга значительно больше.

— Значит, вы поддерживаете меня?

— Без колебаний, Ари! Все это и очень важно, и чрезвычайно интересно. Такому исследованию стоит посвятить жизнь.

На ее чутком лице заиграла улыбка, и его охватило ощущение счастья. Созвучность и содружество беспокойных интеллектов — что может быть радостнее в жизни?! Просто странно, почему он сам не выдвинул такой очевидной и необходимой идеи разведывательного полета к центру Вселенной?

Но тут Ари неожиданно насупила брови и заговорила предостерегающим тоном. Представляет ли он себе степень опасности? Понимает ли, что это будет не обычный научный полет, имеющий нулевой коэффициент риска и радующий уже хотя бы переменой жизненных обстоятельств? Это путешествие будет очень тяжелым, долговременным и опасным.

— Вся наша жизнь — путешествие в неизвестное, — сказал Альга. — Если вы считаете, что я буду полезен…

— Я просто счастлива, что вы преодолели будничную инерцию. Итак, летим?

— Летим! — воскликнул Альга. И тут же был вознагражден поцелуем.

— Если вам нужно с кем-нибудь попрощаться, прощайтесь. До старта остается, — она посмотрела на хронометр, — тридцать три минуты.

— Я только предупрежу своего партнера по шахматам, что матч придется отложить на некоторое время.

— А я попрощаюсь с мамой.

Шли песчаной дорожкой по берегу озера — Ари в темно-синем платье, мама — в золотистом. Настоящий лесок рядом: живые березы, дубы, тополя. Но незаметно для глаза переходит он в лес иллюзорный, декоративный, который вроде бы тянется на десятки километров. Оттуда веет совершенно реальным ветерком, несущим лесные запахи и щебет птиц. Сейчас Ари особенно остро ощущает красоту этого клочка живой природы. В разведывательной ракете отсеки тесные, вода только для бытовых нужд, а о деревьях можно лишь мечтать.

Шли молча, прижавшись друг к Другу, шли словно по краю пропасти. Собственно, так оно и было: космическая пропасть рядом, за стеной корпуса. Мать ни о чем не спрашивала, дочь явилась к ней перед самым полетом и этим сказала все.

Сердце матери охвачено было тревожным чувством, но она скрывала его. Что ж, в конце концов Ари — самостоятельный человек. И, вероятно, придает этому полету чрезвычайное значение, если боялась, что мать начнет отговаривать. Ари, Ари… Живем один раз, и у каждого свой путь…

— Мне пора, мама.

— Я буду ждать тебя, доченька.

— Спасибо, что ты такая.

— Помни: я тебя жду.

Ари поцеловала мать и быстро ушла. Перед входом в Главный туннель обернулась и махнула рукой. Мать одиноко стояла у озера и плакала.

Быть может, это извечная судьба матерей — провожать детей в дальние дали. Где та мера, которой можно было бы измерить горе матерей всех времен? Наверно, и электронная машина зарыдала бы, если бы подключили ее к материнским сердцам…

Целый год регулярно появлялась Ари на материнском экране. Передав результаты исследований Научному центру, она сразу же связывалась с матерью. Голос ее всегда был энергичный, лицо — безоблачное. Они с Альгой движутся точно по линии «Сатурна». Масс-спектрометры и вся остальная аппаратура работают хорошо: уже обнаружены некоторые незначительные, совершенно незначительные изменения в компонентах потока космических частиц. Но, подчеркивала Ари, эти изменения имеют тенденцию к увеличению и, по всей вероятности, будут усиливаться.

Ее прогноз оправдался: на протяжении всего следующего года пучки хронотронов, так сказать, утолщались, росли, густели. Словно ручейки сливались в единый поток. Пришлось увеличить ускорение, чтобы как можно дальше проникнуть в этот объем. И изображение Ари на экране матери все больше и больше темнело, очертания его постепенно теряли контуры, размывались. Сквозь туманную завесу едва доносились отдельные слова:

— Хронотоны… не свойственны орбите… Предостерегаем «Сатурн»… мощное течение… компоненты поля… Измените, измените трассу!..

Экран совсем померк, пропал даже и шепот.

«Что же это?.. — думала мать. — Может быть, возвращаются? Последнюю информацию послали почти три года назад… Хотя рассуждения об этих условных годах лишены всякого смысла: каждая инерционная система имеет свое время…»

Свое время… Да, Ари и Альга несомненно имели свою, только им принадлежащую систему счисления времени. Но чем дальше двигалась их ракета, тем выразительнее проступали какие-то удивительные перемены в этой системе. Интенсивнее заработал не только хронотрон — масс-спектрометр частиц времени, но и собственные организмы. Усилился обмен веществ каждая клетка тела работала по какой-то безумно интенсивной программе.