— У меня, кажется, температура…
— Главный принцип — учиться на ошибках… И тогда самое жестокое поражение, как по волшебству, оборачивается победой…
— Дураки учатся на своих ошибках, умные — на чужих.
— Только без нервов, — Андрюха остановился между креслом и окном. — Давай спокойно проанализируем, в чем был наш просчет.
— Мать сегодня в ночную, — студент отбросил плед. — Звякни своим, что останешься у меня… Побалдеем… Мне вчера сосед приволок лицензионный диск — лучшие альт-саксофонисты мира…
— Но хоть расскажи, как тебя встретили, как выпроводили.
— Пошли на кухню, перекусим, — студент натянул свитер. — Видно, ему моя рожа не понравилась…
— Надо было тебе для начала автограф попросить… Да, не продумали как следует ход операции, не учли психологию индивидуума…
— К тому же нарисовался в самый неподходящий момент.
— Судьба играет человеком…
— А хотел бы я побывать в его кабинете, — студент включил на кухне свет, заглянул в духовку. — Запеканку будешь?
— Еще спрашивает!
— Там у него, наверное, книг до потолка, а на стене портрет Фолкнера с трубкой…
— Почему Фолкнера?
— Тебе чай с молоком? Я когда его последний роман листал, сразу почуял влияние американской школы. Те же громоздкие периоды, та же южная пышность сравнений…
— Стоп! Заведешься — до утра не остановишься… — Андрюха ткнул в масленку ножом. — Лучше дай мне факты… Значит, открывает писатель дверь, и…
— Гораздо смешнее… Сначала я предстал во всей красе перед его дочерью…
— Хоть симпатичная?
— Толком не разобрал… Очки да челка лошадиная…
— Идея! Грандиозная идея! — Андрюха отложил бутерброд в сторону. — Мы за тебя отомстим!
— Разобьем в его подъезде лампочку, позвоним в пять утра и пожелаем спокойного сна или напишем анонимку?
— На этот раз ты прав: месть — дело последнее, к тому же бесплодное… Впрочем, есть потрясающий вариант спасения твоей дипломной, которая без уникального материала зачахнет на корню!
— Очередной прожект? Может, хватит?
— На этот раз выгорит, у меня предчувствие… Но все будет зависеть от тебя… Если сумеешь…
— Интересно, что?
— Если сумеешь охмурить писательскую дочку!
— Нашел Дон-Жуана…
— Подумай!
— Она так противно очки поправляет…
— Привыкнешь. Да и кто тебя заставляет объясняться в любви? Пофлиртуй, войди в дом, как друг, влезь к папаше в доверие, поделись планами… А драпануть никогда не поздно…
Ночью студент почти не спал — ворочался с боку на бок, вспоминая то дом с парикмахерской и магазинами, то пустой троллейбус. Рядом с кроватью на раскладушке храпел Андрюха. За раскладушкой темнело кресло — единственная вещь, которую привезли со старой квартиры. Бабка Анна любила смотреть в нем телевизор, обязательно засыпая к концу фильма; еще она любила подолгу в одиночестве пить на кухне чай с черствыми баранками, размачивая их в блюдце…
Студент повернулся к стене.
Очки, прямая челка, желтая пушистая кофта, раскрытая книга… Узкий коридор, лыжи у зеркала, рюкзак… Оглянулась она в конце тусклого коридора, или это сейчас кажется, что оглянулась?.. Надо уснуть, скорее уснуть и забыть навсегда сегодняшнюю нелепость…
— Достопочтенный рыцарь от филологии, вы готовы приступить к покорению прекрасной дамы, которая откроет вам заветные врата к вершинам познания, академическим титулам и благам? — Андрюха взял со стола яйца. — Готовь сковородку…
— Ты что, серьезно поверил, что я готов приударить за кем угодно ради сомнительного результата? Да будь она хоть сама Елена Прекрасная, мне было бы тошно при одной мысли…
— Какие мы чувствительные… — Андрюха тюкнул по яйцу ножом. Достань молоко… А вот Елена Прекрасная на тебя бы даже не взглянула… Увы, мой друг, ты отнюдь не Парис, а всего лишь рефлексирующий студент… Впрочем, правильно сделал, что передумал, куда тебе… Вот если бы мне подвернулся такой случай…
— Вечером пойдем на Бергмана? Сегодня же премьера. Возьми билеты на последний сеанс.
— Ну почему всю дорогу я бегаю за билетами? — Андрюха бросил на сковородку масло — кусок сразу стал расплываться. — Мне еще четыре листа переделывать…
Скромный завтрак из омлета затянулся до двенадцати. Но вот наконец, сложив посуду в раковину, они бесшумно, чтобы не разбудить вернувшуюся после ночной смены мать, оделись.
Выскочили из подъезда, свернули к заснеженным кучам земли, которые еще с лета оставили строители, и пошли наперерез к троллейбусу мимо крутых склонов, отшлифованных ветром, — из промороженной глины торчала гнутая ржавая арматура. Перед ними здесь пробежал только один человек, оставив размашистые глубокие следы. Видно было, как у траншеи он поскользнулся: на белом скате справа — четкий отпечаток пятерни.
Троллейбус простоял на кольце не меньше десяти минут после того, как друзья влезли в пустой салон. Они бросили в кассу троячок и смело взяли два билета — один оказался счастливым. Вошла девушка в лисе и застыла у окна, прислонившись к гнутому поручню. Они заспорили, какого цвета у нее глаза. В таких спорах студент всегда выбирал карие, а Андрюха не признавал других, кроме зеленых. После того как Андрюха прошелся к задней площадке и обратно, выяснилось, что у особы в лисе глаза неопределенно-серые, как сегодняшнее провисшее небо.
— Кстати, забыл вчера уточнить маленькую деталь, — Андрюха снял перчатку и хлопнул ею о тугое сиденье. — Какого цвета глаза у прекрасной дамы, которую вы героически отказались очаровывать?
— У нее была французская оправа, — студент обернулся к задней площадке. Лиса по-прежнему стояла неподвижно, даже не заплатив. — Точно такую же оправу я недавно видел у соседки… Прибегала к матери похвастаться…
— А все-таки план бы наш удался…
— Давай, я влезу в предложенную тобой авантюру, если ты сумеешь познакомиться с грустной лисой…
Троллейбус разом сомкнул двери, задребезжал кронштейнами по обледенелым проводам и выбрался на трассу.
— Я бы ее охмурил в течение одного пролета, но видишь ли, она весьма похожа на печально известную тебе особу, которая имела глупость выскочить замуж за плюгавенького лейтенанта…
— Да, твоя Верка в прошлом году такую же лису таскала. А что, все забыть не можешь первую любовь?
— Смеешься… Погляжу на тебя, когда ты наконец-то втюришься по-настоящему и получишь отставку…
— Сие мероприятие запланировано у меня на двадцать пять лет… Самый цветущий возраст…
— Значит, встречаемся, как обычно, у памятника… А после сеанса двинем к тебе. Последний диск — это вещь! Мне «Блюз ржавых крыш» всю ночь мерещился, представляешь, — не сон, а сплошная музыка…
