– Не стоит. Может повредить сложившемуся национальному образу. Ирландцам любо считать себя лихими парнями. Это поднимает их в собственных, да и в чужих глазах. Еще виски?
– Благодарю, с удовольствием.
На репетиции, подумалось ей, режиссер в этом месте предложил бы переменить позу. Встань, налей себе из графина очередную порцию виски, обведи взглядом комнату. Нет, отменяется. Лучше оставим как есть.
– Теперь ваша очередь отвечать на вопросы, – улыбнулась она ему. – Скажите, ваш Харон умыкает всех туристов?
– Никоим образом. Вы удостоились этой чести первая. Можете гордиться.
– Я сказала ему, – продолжала Шейла, – и почтмейстеру также, что для вечернего визита время слишком позднее, и предложила вернуться утром. Но им это было словно об стену горох. А когда меня доставили сюда, ваш стюард устроил мне форменный обыск – обработал, так, кажется, это у вас называется.
– Боб знает службу. Блюдет морские обычаи. На флоте всегда обрабатывали местных девиц, когда они подымались на борт. Половина удовольствия. А как же.
– Вы лжете, – возмутилась она.
– Никак нет. Теперь, говорят, эту потеху упразднили, как, впрочем, и ежедневную порцию рома. То-то нынешняя молодежь не спешит идти на флот. Вот эту мысль, если угодно, можете процитировать.
Она бросила на него взгляд поверх стакана.
– Вы не жалеете, что бросили службу?
– Нисколько. Я получил от нее все, что хотел.
– Кроме повышения в должности?
– А на что оно мне сдалось? Какая радость командовать кораблем в мирное время, когда он устаревает, еще не сойдя со стапелей. А уж протирать штаны в Адмиралтействе или в другой сухопутной конторе – слуга покорный. К тому же я нашел себе здесь занятие не в пример интереснее.
– То есть?
– Познакомился с собственной страной. Изучил историю. Не ту, что от Кромвеля и далее, – древнюю, которая куда как завлекательнее. Сам написал сотни страниц; правда, они вряд ли когда-нибудь увидят свет. Статьи нет-нет да появляются в научной периодике, но вот и все. Денег мне за них не платят. Не то что вам – авторам, пишущим для ходовых журнальчиков.
Он снова улыбнулся. На этот раз располагающе – не в общепринятом смысле, а с точки зрения Шейлы. Подстрекательски, так сказать, вызывающе. («Душа общества, в особенности в компании».) Может быть, момент уже настал? Не рискнуть ли?
– Скажите, – начала она. – Вопрос, простите, коснется личной жизни, но моим читателям захочется узнать… Я не могла не заметить эту фотографию на вашем столе. Вы были женаты?
– Был, – подтвердил он. – Трагическая страница в моей биографии. Моя жена погибла в автомобильной катастрофе. Всего несколько месяцев спустя после свадьбы. Я, к несчастью, уцелел. Тогда и лишился глаза.
Ну и ну! Тут у кого угодно ум зайдет за разум. Придумай же что-нибудь!.. Сымпровизируй!..
– Какой ужас! – пробормотала она. – Простите меня.
– Ничего. Прошло уже много лет. Я, разумеется, долго не мог прийти в себя, но постепенно научился жить с тем, что есть. Ничего другого мне не оставалось. К тому времени я уже успел выйти в отставку, впрочем, служба мало бы что изменила. Так или иначе, таково положение вещей, да и, как я уже сказал, все это случилось давным-давно.
Неужели он и впрямь верит в свои россказни? Верит, что был женат на ее матери, якобы погибшей в автокатастрофе? Не иначе как, лишившись глаза, он повредился в уме; что-то сдвинулось в его мозгу. Интересно, когда он переклеил фотографию? До или после катастрофы? И что его побудило? Сомнения и настороженность вновь овладели Шейлой. А ведь она было уже расположилась к нему, почувствовала себя с ним легко. Но теперь все это рухнуло. Если перед ней и впрямь сумасшедший, как ей вести себя с ним, что делать? Шейла встала, подошла к камину. Удивительно, подумалось ей, какой естественный переход, я уже не играю роль, не выполняю указания режиссера, спектакль стал реальностью.
– Послушайте, – сказала она. – Мне как-то расхотелось писать этот очерк. Бессовестно выставлять вас напоказ. Вы слишком много пережили. Раньше мне не приходило это в голову. Я уверена, редактор со мной согласится. Не в наших правилах бередить человеку раны. «Прожектор» – не такого сорта журнал.
– Да? Как жаль! – воскликнул он. – А я-то уже настроился почитать о себе всякую всячину. Я, знаете ли, человек суетный.
И он снова принялся гладить собачку, ни на секунду не спуская взгляда с лица Шейлы.
– В таком случае, – сказала она, подбирая слова, – давайте я опишу ваше житье-бытье на острове, привязанность к собаке, увлечения… что-нибудь из этого ряда.
– Ну стоит ли такую скуку печатать?
– Почему скуку?
Вместо ответа он вдруг рассмеялся, сбросил с колен собачку, встал и мгновенно оказался на каминном коврике рядом с ней.
– Вам придется придумать что-нибудь поинтереснее – не то провалите задание, – сказал он. – Ладно, утро вечера мудренее. Утром и расскажете мне, кто вы на самом деле такая. Если и журналистка, в чем я сильно сомневаюсь, вас вряд ли послали сюда только затем, чтобы описать мои увлечения и мою собачку. Забавно, однако, кого-то вы мне напоминаете, а вот кого, не могу сообразить.
Он почти отечески улыбнулся ей – уверенный в себе, абсолютно нормальный человек, напомнив… но что? Как она сидит на койке в каюте отца на «Экскалибуре»? Как отец подбрасывает ее в воздух, а она визжит от восторга и страха? Запах одеколона, который употреблял отец – и этот анахорет тоже, – а не вонючих лосьонов, какими поливают себя нынешние мужчины…
– Вечно я всем кого-то напоминаю, – вздохнула она. – Увы, природа не наделила меня своеобразием. А вот вы напоминаете мне Моше Даяна.
– Вы это имеете в виду? – Он коснулся черной повязки. – Просто ловкий маневр. Нацепи он или я такую же штуку телесного цвета, никто бы внимания не обратил. А так совсем другое дело. Действует на женщин, как черные чулки на мужчин.
Он пересек комнату к двери и, распахнув ее, крикнул:
– Боб!
– Слушаю, сэр, – раздалось из кухни.
– Как протекает операция «Б»?
– Майкл уже причаливает, сэр.
– Превосходно! – И, обернувшись к Шейле, предложил: – Разрешите показать вам остальную часть дома.
Из этого обмена репликами на морском жаргоне Шейла сделала вывод, что Майклу поручено доставить ее на моторной лодке назад. Что ж, когда она вернется в гостиницу, ей вполне хватит времени, чтобы решить, приехать ли сюда вторично и довести игру до конца или, поставив на своей миссии крест, убраться восвояси. А пока Ник повел ее по коридору, распахивая одну за другой двери с надписями: «Рубка», «Связь», «Лазарет», «Кубрик». Вот где, пожалуй, зарыта собака, сказала она себе. Он, должно быть, воображает, что живет на судне. И эта игра помогает ему примириться с жизнью, с разочарованием, с ударами судьбы.
– У нас здесь все организовано по высшему разряду, – объяснял он. – Зачем мне телефон? Связь с берегом осуществляется передатчиком на коротких волнах. Когда живешь на острове, нужно иметь все при себе. Полная независимость – как на корабле в море. Здесь все создано мной – с нуля, так сказать. На этом острове, когда я сюда прибыл, не было даже бревенчатой хижины, а теперь он оборудован как флагман. С него можно командовать эскадрой.
Он торжествующе улыбнулся. Нет, все-таки он сумасшедший, буйнопомешанный. Но при всем том обаятелен – и еще как. В нем ничего не стоит обмануться, принять за истину все, что он говорит.
– Сколько человек здесь живет?
– Десять, включая меня. А вот здесь – мои апартаменты.
Они приблизились к двери в конце коридора, через которую он повел Шейлу в отдельное крыло. Три комнаты и ванная. На одной из дверей значилось: «Капитан Барри».
– Вот я и у себя, – возвестил он, распахивая дверь, за которой оказалась типичная капитанская каюта, только с кроватью вместо койки. Знакомое убранство вызвало у Шейлы чувство глухой тоски по ушедшим временам.
– Следующие двери в гостевые, – сказал он, – номер один и номер два. Из номера один вид на озеро лучше.
Он шагнул в комнату и раздернул занавески. Высоко в небе стояла луна, освещая видневшуюся за деревьями полоску воды. Кругом царили мир и покой. Овечий остров вовсе не казался зловещим. Напротив – жутковатая тьма пеленала далекий берег.
– Даже я заделалась бы отшельницей, поселись я здесь, – сказала Шейла и, повернувшись к окну, добавила: – Не смею дольше злоупотреблять вашим временем. Майкл, верно, уже ждет меня, чтобы отвезти назад.
– Назад? Ни в коем случае, – сказал Ник, включая лампочку на ночном столике. – Операция «Б» завершена.
– Что вы хотите сказать?
Он наставил на нее свой единственный глаз, нагнетая страх и забавляясь:
– Когда мне доложили, что неизвестная женщина ищет встречи со мной, я разработал план действий. Операция «А» означала: эта особа, кто бы она ни была, не представляет для меня интереса и ее можно отправить обратно в Беллифейн. Операция «Б» означала, что посетительнице будет оказано гостеприимство, ее вещи доставят из гостиницы, а Тиму Догерти дадут необходимые объяснения. Тим – человек благоразумный.
