«Вот-вот» в понимании Тараненко вылилось в полчаса ожидания, но зато секретарша напоила Сиверцева кенийским высокогорным чаем.
А потом нагрянул хозяин кабинета – улыбчивый, громогласный и шумный. И неожиданно радушный.
Вообще-то Тараненко относился к категории людей «всегда занят». И это была никакая не пыль в глаза, ему действительно катастрофически не хватало времени на все, что хотелось бы сделать. Поэтому Сиверцев лихорадочно соображал, с чего бы начать, дабы разговор не закончился уже через десяток минут, за которые Тараненко выспросит все, что интересует его или его группу, и немедленно исчезнет, в лучшем случае сделав на прощание ручкой, а Сиверцев останется у разбитого корыта.
Тем не менее чудеса продолжались: Тараненко сначала поруч-кался с Сиверцевым, предложил звать себя просто Максимом и заодно садиться, а сам полез в шкаф, который раскорячился рядом с заваленным распечатками столом. Открыв дверцу шкафа, Тараненко задумчиво поглядел на початую бутылку коньяку – единственное, что имелось в верхнем отделении – и решительно шкаф захлопнул.
– Знаешь что, Ваня, – неожиданно предложил он. – А пойдем-ка лучше в бар! Я все равно хотел позавтракать… да и пообедать заодно уже можно.
– «Ать-два» закрыт, – предупредил на всякий случай Сиверцев. – Дезактивация, знаете ли.
– Знаю, – кивнул Тараненко. – Ты ведь там облучился малость, я слыхал?
– Угу. Какой-то умник приперся прямо из Зоны, не снимая пыльника. А охранники на входе просмотрели. Ну и натряс там радиоактивного песочку. Странно вообще-то, что просмотрели, но время от времени такое случается.
– Аи, – махнул рукой Тараненко, – у наших вояк все может случиться, просто все! Патроны разом закончатся, эшелон танков пропадет, два полка дезертируют в полном составе… Я ничему не удивлюсь. Меня они в Зоне знаешь как достали? Ничего поручить нельзя, даже за водой сходить! И эти люди на выходах нас охраняют! Как вернулись – я дня два спокойно вздохнуть не решался, думал, еще что-нибудь прицепом всплывет. Вроде обошлось, тьфу-тьфу…
Тараненко затворил дверь кабинета и суеверно постучал костяшками пальцев по деревянному косяку. Сиверцев только хмыкнул.
– Анжела! – обратился Тараненко к секретарше. – Я по де лам и заодно позавтракаю… точнее, уже пообедаю. Шиманскому, если будет звонить, скажи, чтоб в двойке завлабу по загривку надавал, иначе они еще один автоклав сожгут.
– Скажу, – отозвалась секретарша несколько обиженно. – А как же бутерброды, Максим Николаевич?
Тараненко прижал руки к груди:
– Анжела, душа моя! Борщу хочется – спасу нет! Жиденького! Бутерброды, если хочешь, Шиманскому скорми или в лаборатории кому-нибудь. Все, убежал! Держи оборону!
– Спасибо за чай, – выдохнул Сиверцев, виновато улыбнулся секретарше и помчался следом за Тараненко, который, похоже, ходить не умел: умел только бегать. Ей-ей, Сиверцев за ним еле поспевал, хотя себя к тихоходам не относил никогда.
По пути к выходу и КПП к Тараненко беспрерывно кто-нибудь обращался, что-то спрашивал, уточнял, умолял, пытался выклянчить – и так без конца. Однако местный владыка был по-прежнему громогласен и вроде бы весел, но вместе с тем непреклонен. Советы давал на бегу, просителям велел обращаться ближе к вечеру. В общем, Сиверцев, у которого уже голова кругом шла, глазом моргнуть не успел, как оказался аж за вторым КПП в служебной машине Тараненко. За рулем сидел моложавый парень, стриженный ежиком под Егора Кличко, но, к счастью, без боксерских перчаток.
– Куда, Николаич? – справился он у шефа столь же весело.
– Да куда-нибудь пообедать.
– «Ать-два» закрыт, ближе всего «Вотруба». Подойдет?
– Подойдет, – не стал возражать Тараненко.
«Ну, вот, – подумал Сиверцев. – Опять практически к Пока-тилову. Зачастил я в те края, зачастил!»
– Слушай, Ваня, – без обиняков пошел в атаку Тараненко. – Я слышал, у вас там прорыв по основной теме наметился? Расскажешь?
– Ну, прорыв – это громко сказано, – осторожно поправил Сиверцев. – Скорее мы наконец-то вычленили кое-какие закономерности клеточного мутагенеза. Нет той каши, которая валилась на нас раньше: что ни вид, то что-нибудь принципиально новое. Вам с подробностями или общо?
Давай пока общо, я руководство по цитологии уже и забил когда открывал, – вздохнул Тараненко. – Организационное заедает. Становлюсь не ученым, а начальником. Обидно, слов нет… Ты говори, говори, не обращай на мою болтовню внимания.
– Если общо, то уже сейчас можно сказать, что клетки существ Зоны меняются не хаотично, как казалось все эти годы, а системно. Правда, период системных закономерностей оказался неожиданно велик – больше десяти лет…
Минут пять Сиверцев, постепенно увлекшись, излагал Максиму Тараненко все, что сумела систематизировать и классифицировать группа Баженова. Вернее, конечно, не все, а лишь основное, базовые посылы общих принципов чернобыльского мутагенеза. Он не был случайным, как думали до сих пор. Разумеется, первоначальные опыты военных в области псионики были системными, как и проект «О-Сознание». Такие вещи вообще не могут не быть системными. Но когда грянула вторая катастрофа и радиация с новой силой подстегнула мутагенез, сложилось впечатление, что существа Зоны мутируют как попало, по воле случая, бессистемно и непредсказуемо. Однако это не вязалось с достаточно ограниченным числом видов существ, обитающих в Зоне. Вместе с тем виды были морфологически стабильны: слепые собаки отличаются одна от другой не более, чем гиены где-нибудь в Серенгети, а любой кровосос всегда кровосос – гуманоид с вытянутой, будто дыня, головой и щупальцами у рта. Сорок лет назад, после первого взрыва, этого не было – тогда действовала лишь радиация и мутации были по большому счету уникальными: двухголовые телята да че-тырехлапые куры, никаких кровососов. После второго взрыва просуммировались как минимум три фактора: большое количество уже мутировавших существ попало под воздействие все той же радиации плюс под периодические выбросы аномальной энергии. Иными словами, готовый к мутации материал угодил под воздействие двух вызывающих мутации сил, причем одна из этих сил была изучена плохо, а вторая не изучена совсем. Баженов еще до приезда Сиверцева подозревал, что система, по которой меняются существа Зоны, должна существовать, и упорно нащупывал ее. На это ушло больше десяти лет. И теперь появились первые результаты, каковые в общих чертах Сиверцев и изложил.
Тараненко слушал жадно и внимательно, не перебивал, не переспрашивал, только кивал иногда. Но едва Сиверцев закончил, он заговорил, и с первых же слов мурашки прогулялись по спине молодого цитолога. Он снова почувствовал, что идет по следу, и не просто по следу, а по горячему следу.
