Широков видел внизу, на расстоянии всего трех-четырех метров, поднятые к ним бесчисленные лица, слышал оглушительный шум приветственных криков. Шапки летели вверх, едва не задевая крылатых звездоплавателей. Несколько кепок и фуражек, брошенные слишком высоко, были далеко отброшены струей от двигателей. Широков вспомнил при этом катастрофу под Чкаловом и понял, что эти аппараты двигались по тому же принципу, что и весь космический корабль. Это был принцип реактивного движения.
Его спутники описывали в воздухе широкий круг. Они явно хотели облететь все кольцо толпы.
Широков внезапно почувствовал, что его руки устали, они начали болеть все сильнее и сильнее.
Группа ученых, корреспонденты и несколько офицеров полка стояли на том же месте, наблюдая за полетом. Куприянов очень волновался за своего ассистента, но, увидя, как легко и свободно он летит, успокоился.
— Молодец! — повторял Штерн.
— Жаль, что я уступил ему место, — шутливо сказал Козловский.
— Ну, вот и состоялось это знаменательное событие, — говорил президент. — И они оказались обыкновенными людьми! А сколько было фантазий!
— Я сразу не поверил, что это птицы, — сказал Лебедев. — Организм высокоразумных существ формируется трудом. Для труда необходимы соответствующие органы тела — руки или что-нибудь подобное рукам, но не крылья. Вы заметили, какие у них длинные и гибкие пальцы? Рука не только орган труда, она также его продукт, как говорил Фридрих Энгельс.
— Это верно, — сказал Аверин. — Их руки свидетельствуют, что на их планете, так же как на Земле, царит труд.
— Без труда не построишь такой корабль, — заметил Неверов.
— Меня интересует, — сможем ли мы осмотреть корабль внутри? — сказал Куприянов.
— А почему же нет?
— Не знаю, согласятся ли они на это.
— Не только согласятся, но и сами пригласят нас, — уверенно сказал Козловский.
— А если так, то каким способом мы проникнем в него? Пользоваться их крыльями я решительно отказываюсь.
— Может быть, есть другой выход внизу, а если нет, то можно затребовать вертолет, — ответил Неверов.
— Это удачная мысль, — подхватил Штерн. — Если Михаил Михайлович не хочет уподобляться птице, то мне это и подавно не удастся.
Звездоплаватель, молча стоявший рядом с ними, тронул Куприянова за плечо и показал рукой налево.
Группа крылатых фигур несколько минут тому назад скрылась позади шара. Все видели, что Широков летел сзади, и понимали, чем это вызвано. Теперь, когда они появились с другой стороны, их было только семеро.
Несколько секунд люди еще не понимали, что это означало. Семь фигур летели вперед. Восьмая не появлялась.
Но вдруг спокойное течение полета нарушилось. Семь «птиц» резко повернули обратно. Очевидно, они заметили исчезновение своего спутника.
— Это Широков! — испуганно сказал Куприянов. — Он упал!
Все побежали, огибая шар. Они увидели, как звездоплаватели опустились на землю и окружили что-то. Но толпа стояла спокойно. Если бы Широков действительно упал, этого не могло быть.
Потом одна фигура поднялась в воздух и быстро полетела прямо к шару. Пять других тоже поднялись и продолжали полет по прежнему направлению.
— Кажется, все благополучно, — облегченно сказал Неверов. — Один из них остался с Широковым. Наверное, сломалось что-нибудь.
Направившийся к кораблю звездоплаватель быстро подлетел к ним и опустился на землю. Он кивал головой и улыбался, словно хотел сказать: «Все в порядке!»
— Они поняли, что мы будем волноваться, и послали его успокоить нас, — сказал Козловский. — Это не только люди — это очень хорошие люди! — прибавил он.
Приблизительно минут через десять пятеро звездоплавателей вернулись, закончив облет толпы. Они сняли свои аппараты и тоже старались успокоить людей. Они указывали на руки, выше локтя, и трясли ими. Что это должно было означать, никто догадаться не мог, но все совсем успокоились. Очевидно, с Широковым ничего плохого не случилось.
Еще через несколько минут они увидели, как поднялись в воздух две отставшие фигуры.
Широков и командир звездолета, целые и невредимые, опустились у корабля.
— Что случилось, Петр Аркадьевич? — спросил Куприянов.
— Устал, — ответил молодой человек. — Почувствовал такую боль в руках, что был вынужден опуститься на землю. К этому аппарату нужно привыкнуть.
— Напугали вы нас, — сказал президент.
— Ну, как впечатление? — спросил Козловский.
— Замечательно! — ответил Широков. — Если удастся изготовить такой аппарат, он произведет целую революцию в спорте и военном деле.
Козловский стремительно обернулся и в упор посмотрел на Дюпона. Застигнутый врасплох журналист не успел принять равнодушный вид.
— Вас интересует такое использование крыльев, мистер Дюпон? — по-русски спросил секретарь обкома.
— Интересует! — вызывающим тоном ответил корреспондент. (Он понял, что разоблачен и нет смысла упорствовать.) — Не меньше, чем вас.
— Вы хорошо говорите по-русски, — с усмешкой похвалил Козловский. — Сегодня побеседуем с вами.
— С большим удовольствием! — Дюпон поклонился и отошел в сторону.
Куприянов, Штерн и Широков не слышали этого короткого разговора, а те, кто слышали, не придали ему никакого значения.
«Один обезврежен, — подумал Козловский. — Но он что-то подозрительно легко попался».
Между тем командир звездолета настойчиво приглашал посетить корабль. Он указывал на крылья, потом на Широкова, улыбался, жестами приглашая надеть аппарат и подняться наверх. Его мимика была так выразительна, что иногда казалось, что он просит словами.
«Ваш товарищ летал, — будто говорил он, — и с ним ничего не случилось. Наденьте крылья, и я покажу вам наш корабль».
Куприянов всеми силами старался объяснить ему, что завтра прилетит вертолет и тогда они примут приглашение, но из его объяснений ничего не выходило. Звездоплаватель не понимал.
Широков взял карандаш и нарисовал на листке из блокнота шар, затем поставил девятнадцать черточек и опять нарисовал шар и на нем — крылатую фигуру. Указывая на последнюю, девятнадцатую, черточку, он затем указал на солнце.
Звездоплаватель внимательно рассмотрел рисунок и вернул его, кивнув головой. Казалось, что он понял.
Тогда Широков поставил еще одну черточку и снова нарисовал шар, старательно изобразив над ним вертолет с опущенной лестницей и фигурками людей. Командир корабля закивал головой. Он хорошо все понял.
— Кьатьрьи! — сказал он.
