— Не то чтобы ваша нагота меня шокировала, но здесь холодно, — произнес он на диалекте черных.
Она его не поняла, но была весьма рада заполучить хоть какую-то одежду. На себя Луи натянул тогу другого из убитых охранников. Они осмотрели возможные пути отхода. Таковых оказалось три: люк — с этой стороны, пока лифт находится наверху, опасаться было нечего. Второй вывел их к тупику. Стало быть, третий и вел наружу.
— Чудесно, конечно, что мы добрались сюда, но теперь бы еще как-нибудь выбраться отсюда.
— Крабы, Бернар. Они-то нам и помогут!
— К счастью, Артур успел научить нас ими пользоваться… Бедный Артур!
— Ей-богу, у него были прекрасные похороны, — заметил Бернар. — Я же, в свою очередь, отныне стреляю в любую повстречавшуюся мне черную марсианскую машину!
— Нас пятеро, — заметил Сиг. — Рэй не умеет управлять крабом. Что до марсианки…
Он обернулся.
Девушка лежала на земле, без сознания.
— Бедняжка, — пробормотал скандинав. — Значит, так: Бернар и Рэй — в одном крабе, Луи и девушка — в другом, я — в третьем.
Они направились к машинам.
— Секундочку, — сказал Рэй, разрывая на части свою белую рубашку и цепляя по отдельному ее фрагменту на верхушку антенны каждого из крабов. — А то Поль еще вздумает по нам пострелять!
В «Рони» тем временем один час мучительного ожидания приходил на смену другому. Поль не находил себе места.
— Мне следовало быть там, — повторял он снова и снова.
В районе пяти часов вечера ни на минуту не отходившая от иллюминатора, за которым скрылась отправившаяся на поиски похищенных товарищей троица, Элен заметила движущихся в направлении звездолета трех крабов. В ту же секунду сработал сигнал тревоги.
— По боевым постам! — прокричал Поль и бросился к ведущей в башню лестнице.
— Подожди, — ответила Ингрид. — Они идут под белым флагом!
Маневр пересадки пассажиров выдался долгим и затруднительным. Не могло и речи идти о том, чтобы выбраться без скафандров из крабов и перейти в «Рони», поэтому «Уэллс» и «Жюль Верн» были извлечены из ангара, где их места, один за другим, заняли крабы. Первым вышел Сиг, за ним Бернар и Рэй, последними — Луи и марсианка.
— А Артур? — обеспокоенно вопросил Поль.
— Увы, погиб, старина. Мы прибыли слишком поздно. Я обо всем тебе расскажу.
В соседнем отсеке, держась за перегородку, стояла Элен. Как только по тону голосов она поняла, что случилось несчастье, сердце ее сдавила жесточайшая боль. Она не осмеливалась пройти в ангар, опасаясь, что подтвердятся ее худшие тревоги. Затем ей показалось, что она слышит голос Луи. Дверь открылась, и он вошел — бледный, истощенный, покрытый кровью. Она долго смотрела на него, не веря своему безграничному счастью.
— Ты… ты… — пролепетала она наконец, проглотив подступивший к горлу комок, а затем, зарыдав, упала ему на грудь.
На следующее утро Бернар проснулся со смутным предчувствием катастрофы и расплывчатым воспоминанием о чем-то ужасном. Ему казалось, что ему снился невероятный кошмар. Мало-помалу память вернулась к нему — полностью. Он снова увидел похищение и подземную битву. На валявшейся рядом с кроватью одежде чернели пятна крови. Одно виде́ние преследовало его неотступно — как друг вонзает свои зубы в руки жреца и утаскивает того за собой в рыбный садок. «Должно быть, — подумал он, — я буду это видеть до глубочайшей старости». Он попытался представить себе, какими могли быть последние мгновения Артура, и от этого ему стало так плохо, что он едва не закричал и не заскрипел зубами. Ему была невыносима сама мысль о том, что тот, кто был их спутником, делил с ними все невзгоды, всегда был веселым и готовым оказать услугу, медленно растворился в пищеварительных соках огромного краба, и на какой-то момент он даже позавидовал участи Элен и Луи.
— Впрочем, ладно, — пробормотал он. — Он погиб, но погиб как мужчина. И я очень надеюсь, что гранаты Сига разорвали на части того, кто им полакомился. Для его неприкаянной души это стало едва ли не облегчением. Он встал, натянул на себя чистую одежду и посмотрел на все еще спящих товарищей. Луи казался нервным, возбужденным, другие спали спокойно. Та кровать, которая прежде принадлежала Артура, уже исчезла из дортуара — ее предоставили молодой марсианке. Можно было подумать, что Артура никогда здесь и не было, что его и вовсе нигде никогда не было. От этого «стирания» Бернару сделалось как-то муторно на сердце. Принадлежа к расе, которая всегда предавала земле своих мертвых, он бы скорее смирился, если бы они смогли провести ночь у тела погибшего друга.
Абсолютно бесшумно встал уже и Сиг, который спросил шепотом:
— У него были родные? Невеста?
— Нет, насколько мне известно. Но у него были друзья. И что мы им теперь скажем? Что опоздали всего на минуту-другую?
— Ничего не поделаешь. Это судьба, если вообще что-то можно назвать этим словом.
Завтрак прошел в мрачной атмосфере уныния. Элен незаметно убрала со стола все еще лежавшую на нем сложенную салфетку их товарища. Сделав над собой усилие, Сиг поинтересовался:
— Как там марсианка?
— Все еще спит. Уснула уже под утро. Я была вынуждена дать ей успокоительное, хотя и не знала, подействует ли оно. Подействовало. С ней сейчас Ингрид.
Спустя несколько минут появилась шведка, ведя за руку спутницу, которая выглядела смущенной и то и дело оглядывалась. Она была в одном из платьев Ингрид, которая оказалась с ней практически одного роста.
— А она действительно очень красива! — сказал Рэй. — Вы замечали, что они все красивы?
— О да, это восхитительная раса!
Бернар рассматривал марсианку с точки зрения антрополога. Что в ней поражало с первого же взгляда, так это насыщенно-золотистый цвет кожи, платинового цвета длинные волосы и серо-голубые, скорее даже фиолетовые глаза. Черты лица ее были чистыми, лоб — высоким и широким. По структуре тела она была достаточно мощной: рост — примерно 1 м 65 см (как и у Ингрид, подумал Бернар), плечи широкие и одновременно хрупкие, очень длинные ноги.
По знаку Ингрид она села за стол и с недоверчивым изумлением уставилась на поданные ей какао с молоком и несколько намазанных маслом тостов. Судя по всему, она никогда не видела подобной пищи. С минуту-другую она смотрела, как тосты едят другие, затем решилась попробовать их сама. Ее зубы были очень маленькими; съев половинку тоста, она отпила немного какао и улыбнулась: очевидно, пища не показалась ей такой уж неприятной.
