В это мгновение внизу что-то приглушенно ухнуло. Глаза старого священника зажглись тревогой…
— …орясина! — злобно прошипел Ерема и вытолкнул-таки Митрея на поляну. — Чей конь, того и расправа! Иль хочешь, чтоб не только скотину твою, но и тебя самого свел со свету оборотень проклятый?
Голос Еремы — что ветер-ураган, Митрей же — будто древо, бурей расшатанное. Уже еле стоит оно! Ударь вихорь покрепче — и заскрежещут ветви о соседние стволы, падет дерево, и уж корни его за земелюшку не цепляются — торчат выворотнем…
И все же не сразу насмелился Митрей в избушку колдуна вбежать. Запалил ветошку припасенную и кинул в оконце. Сперва почудилось, спасло пламя в черном логовище, ан нет — тут же потянуло дымком, серая струйка замаячила в темноте.
И прошел Митреев страх! Отшвырнул мужик от двери сучок, ее подпирающий, ворвался в избу. Коль нашел огонь добычу здесь, стало, не заговаривал своего жилья колдун, стало, нет в нем притаившейся нечисти!
Занялась на полу, у печи, горка щепы. Вот-вот половица затлеет. И, чтоб уж наверняка, начал Митрей со стен да потолка срывать связки сухих трав да швырять в огонь, слабый еще, приговаривая:
— Вот тебе за коня моего! Вот тебе!
Дым стелился по полу, обнимал Митрея, туманил взор. Мутные фигуры выламывались из того дыма, вились в странных движениях, тянулись к горлу Митрееву, уже летали искры по избе, лицо жгли, руки…
— Беги, дуролом! Сам сгоришь! — завизжал за окном Ерема, и Митрей очнулся от морока, ударился в стены, ища выхода, вывалился наконец на крылечко, и оно затрещало под тяжестью крепкого тулова.
А пламя выметнулось из окошек, загудело-загуляло под крышей. Искрометный вихрь взмыл в небеса.
Нестерпимым жаром било в лицо, а спину Митрееву словно бы холодом обвеяло. Закаменел он от страха смутного. Силясь повернуться, увидел помертвелое лицо Еремы…
— …Ну, ты мастак врачевать! — бодро вскочил командир и, подтянувшись на цыпочках, хлопнул Белого по плечу. — Нам бы в лазарет такого доктора! Пойдешь служить трудовому народу?
— Я не доктор, — ответил тот. — А народу и так служу травами-зельями да словами заговорными.
— Заговоры? — свел брови командир. — Это все предрассудки. Опиум для народа.
Белый пожал плечами и принялся собирать с полу ветошь.
Зашелестели шаги. Черноризец перекрестился, но это был не черт, а всего лишь Еремей, который неведомо куда пропал, а теперь объявился. Увидев его быстрые глаза, комроты сразу вспомнил, зачем здесь.
— Так что имеются сведения, будто в подвалах вверенного вам монастыря хранится крупный запас оружия и боеприпасов, — сурово обратился он к монаху. — Предлагаю это добровольно сдать.
Игумен молчал.
— Что, ложные сведения? — занервничал Дмитрий.
— Вы его вон спросите, — повел бровью священник в сторону Еремея. — Полагаю, лазутчик ваш времени не терял, пока вас тут выхаживали.
Голавль сделал неловкое движение, и Дмитрий понял, что монах попал в цель. «Вот это наводчик так наводчик! — восхитился мысленно. — Заберу его в разведроту!»
— Оскорблять красного боевого наводчика ты мне не моги! — схватился он за кобуру — не от сердца, конечно, а больше по привычке. — Это еще проверить надо, что у тебя за сад такой, что там змеи на революционных командиров из-под кустов кидаются. Есть боеприпас в подвалах — выдавай ключи. Не дашь — Богу молись.
Ванюшка испуганно зыркнул на командира. Не то чтобы осуждал его — такое и в голову придти не могло. Но ведь эти люди только что подмогу оказали. Судя по всему, зла в них нету. Попросить бы их по-хорошему!
— Ключи! — коротко повторил Дмитрий Никитич. Монах протянул связку.
— Ключи без надобности, — наконец-то подал голос Голавль. — Я засов гранаткой… запал вставил. И — прошу! Подвал неглубокий, однако доставать из него боезапас неспособно будет. Окошко наружу имеется, да в него разве крыса проскользнет.
— Достанем — махнул рукой, словно шашкой, командир.
— Лестницы больно крутые.
— Одолеем!
— Книжищами первые комнаты завалены.
— Чем?!
— Книгами Божественными. Колдовство, магия, фокусы-покусы для одурманивания народных масс и всякая такая хреновина.
— Выбросим!
Священник вскинул встревоженные глаза:
— Может быть, вы наконец-то соизволите выслушать и меня?
— Н-ну?..
— Боеприпасы — порох, ядра, ружья и патроны — хранятся в подвалах с 1812 года. Скорее всего, они уже непригодны, отсырели. Когда в этих краях наступали французы, один из моих предшественников, преподобный отец Алексий…
— Александр, — перебил молчавший доселе Белый.
— Конечно, я оговорился. Отец Александр, тогдашний игумен, человек нраву воинственного, готовил монастырь к обороне, а потому потребовал, чтобы русские полки, отступая, снабдили братию оружием. Однако Господь не допустил ворога в святые пределы: обошли французы монастырь и, по милости Божией, сгинули в болоте, куда их проводник неизвестный завел.
— Леший запутал их, — пробормотал Белый. Игумен быстро глянул на него и перекрестился. Командир же подозрительно спросил:
— А тебе откуда знать? Ты при том был, что ли? И чего в чужой разговор мешаешься?
Белый опустил взор.
— Вот и молчи, — велел Дмитрий Никитич. — Твое дело иное. Вот от змеиных укусов ты пользуешь первостатейно…
— Змея хоть и поганая гадина, а умственная, знает, кого и в какое место укусить, — негромко ответил Белый, поднимая светлые глаза на Дмитрия.
— Пусть и оказал ты мне подмогу, — прошептал он, — а чую я в тебе классового врага!
— А случалось ли тебе, раб Божий Димитрий, под Рождество Христово в небо глядеть? — спросил вдруг монах.
— Ну? — малость растерялся тот.
— И что же видел ты на высоком небосводе?
— Что, что… Небо, черноту ночную-что еще увидишь?
— В Рождественскую ночь душа праведная может увидеть рай, а грешная — ничего, кроме темного неба, не видит, потому что сама темна. Так и ты — темен, а потому в очах твоих темно. И врагов не там ищешь. Первый враг твои — ты сам. Да еще вон этот! — Он небрежно кивнул в сторону притихшего наводчика.
— Это мой брат по классу! — горячо воскликнул Дмитрий.
— Братья твои в чистом полюшке порубаны лежат. А этот «брат» — третьего твоего отца от второй матери седьмой сын! — отвесил игумен от всей души и отвернулся.
— Ты, гляжу, воровского табуна старый бугай! — протянул Дмитрий, опять хватаясь за маузер. — Ладно… А ну, Еремей, веди к тому подвалу!
Наводчик шмыгнул в боковой коридорчик, Дмитрий — за ним. Иван же, хоть долг и присяга призывали его следовать за командиром, задержался.
