- У нас есть свидетельство почтенного поселянина хире Фульде о том, что ты с сыном своим Хаансом причастна как минимум к одной из смертей - юной Микаэлины, которую вы заманили в лес и убили. Так ли это было?
- Так. Все было так, как вы скажете, добрый грейсфрате... Только уберите от меня этого страшного человека. - И женщина отшатнулась от мастера, стоявшего с сонным и безразличным лицом.
- Ты признаешь, что вместе с сыном своим Хаансом заманила в лес и убила хиреан Микаэлину Эннарден?
- Так и было, так и было.
- Как же вы сделали это с нею?
- Я сказала ей, что видела там серебрянку...
- Что есть серебрянка?
- Это травка, которая интересна молодым девушкам, потому как она манит к ним возлюбленного: стоит лишь положить ее под порог дома, где тот живет, и сказать его имя.
- Колдовская трава, вы слышали? - Грейсфрате воздел указательный палец.
Бофранк недоумевал: к чему несчастная женщина рассказывает все это? С готовностью она движется прямо к пылающему костру, чтобы принять мучительную смерть. Уж не пообещал ли ей грейсфрате некую поблажку? Конестабль знал, что судьям-миссерихордам позволено обещать милость или неприкосновенность, чтобы побуждать допрашиваемых к признаниям. Вот только милость эта выполнялась за тем лишь некоторое время, после чего человека все равно сжигали или топили.
- Когда она пришла туда, я бросилась на нее сзади и повалила, а Хаанс тут же ударил ее по шее топором, - продолжала женщина, глядя остекленелыми глазами куда-то мимо грейсфрате. - Потом мы оставили тело и ушли прочь.
- Но зачем вы поступили так с милой, юной девушкой?
- Так велел мне дьявол. Зачем ему, я не смела спросить.
- Позвольте мне задать несколько вопросов, - обратился конестабль к Броньолусу.
- Как я могу запретить? Задайте.
- Скажите, хириэль, в который день это случилось?
- Я сейчас не помню, - покачала головой женщина, глядя все так же мимо.
- Где топор, которым Хаанс отрубил голову девушке?
- Я не знаю. Может быть, мне дал его дьявол; может быть, он и забрал его.
- Не могли бы вы зачитать показание хире Фульде? - Теперь Бофранк обратился к писцу.
- "Поселянин Кнапе Фульде показал чистосердечно и без понуждения, что ночью накануне дня, когда нашли убитую Микаэлину Эннарден, видел, как поселянка Эльфдал вместе с сыном, карликом по прозванию Маленький Хаанс, следовали за нею, причем карлик имел в руках большой топор, которого Фульде ранее не видел. Будучи человеком любопытным и не полагая, что увиденное может завершиться преступлением, Фульде пошел за ними. Так они двигались некоторое время, после чего Эльфдал бросилась на девушку сзади и повалила на траву, а карлик тут же ударил ее топором по шее, полностью отделив таким путем голову от тела. Будучи напуган, Фульде бежал оттуда так быстро, как только мог, потому не знает, что же случилось дальше".
- Я имею вопрос к Фульде, - сказал Бофранк. - Где он?
- Его присутствие сочтено необязательным.
- Отчего же? Право, странное решение.
- Вы можете задать свой вопрос позднее. О чем он?
- Я хотел бы знать, отчего упомянутый Фульде не заявил об увиденном мне или же чирре Демеланту.
- Я с охотой отвечу вам, - улыбнулся Броньолус. - Вы, равно как и чирре Демелант, представляете власть светскую, которая, несомненно, суть гроза для преступников обычных. Но здесь мы видим дело рук дьявола, и Фульде смекнул о том. Боясь, что не получит должной защиты, он не решился рассказать об увиденном вам, но с готовностью поведал мне.
- Сказанное им похоже на ложь.
- У нас нет оснований не доверять почтенному поселянину.
- Осмелюсь сказать, вы дурно ведете следствие.
- Методы следствия в миссерихордии несколько отличаются от тех, что приняты в Секуративной Палате, хире Бофранк.
- В таком случае не вижу смысла в моем здесь присутствии, - резко сказал конестабль и встал, чтобы покинуть подвал.
Никто ему не препятствовал.
Человеку свойственно видеть сны дурного либо приятного содержания. Был даже в столице референдарий Альтфразе, который удумал собрать виды человеческих снов, их же он насчитал не более двух сотен. С таковой целью он опрашивал всех встречных и поперечных, отчего скоро тронулся рассудком и был помещен в Одервальд - обитель для скорбных разумом. Что сталось с референдарием затем и каков был удел его трудов, выраженных в письме, Бофранк не знал. Тем не менее всю ночь ему снились сны дурного содержания с участием змеехвостых тварей, презлых старух с морщинистыми бородатыми лицами и чудных красавиц, оборачивающихся в самый пикантный момент скользкими протухлыми трупами. Проснулся конестабль в совершеннейшем изнеможении и, прежде всего, положил себе не пить более перед сном перечной настойки - как известно, именно это питье хуже всего действует на спящего, навевая всяческую жуть. К сожалению, в запасах более ничего не было, и Бофранк послал Акселя за чем-нибудь освежающим. Фамилиар вернулся с кувшином холодного пива, которое в здешних местах варили из худосочного проса. Он поставил несомое на стол и шепотом сказал:
- Вас спрашивают, хире.
- Кто там еще? Патс?
- Нет, хире. Молодая хиреан.
- Так проводи ее сюда, болван!
- Я думаю, она не желает, чтобы ее видели... Вы могли бы спуститься вниз, там никого нет, все люди грейсфрате заняты.
В самом деле, Броньолус, окончательно уверовавший в бездеятельную лояльность Бофранка, снял с него всякую охрану. К тому же дорога из поселка вела только одна, и в случае побега перехватить конестабля не составило бы труда - явно на выезде из поселка таилась стража.
Спустившись, Бофранк с удивлением обнаружил подле крыльца сестру покойной Микаэлины, Гаусберту. Она стояла, кутаясь в шерстяную шаль, и на короткий поклон конестабля ответила:
- Давайте отойдем туда, где нас не будет видно, хире Бофранк.
Когда конестабль посещал старого Эннардена, девушка не говорила с ним, и ее голос - низкий, не сочетающийся с миловидным, свежим лицом, - поразил Бофранка.
Они укрылись за крытой поленницей, и девушка сказала:
- Я пришла, чтобы предложить вам помощь, хире.
- Какую же, хиреан? - удивился конестабль. - И отчего вы не сделали этого, когда я приходил в ваш дом, беседовал с отцом?
- Тогда не было нужды. К тому же я с самого начала пыталась помочь вам... Но вы о том не ведали.
- В самом деле? И как же?
Именем Дьявола да стану я кошкой,
Грустной, печальной и черной такой,
Покамест я снова не стану собой...
Пропев это с грустной улыбкой, Гаусберта внимательно посмотрела на опешившего Бофранка и заметила:
- Простите, что я была вынуждена обратиться к вам в столь неудобный момент и в столь непригодном месте. Если вы смущены, могу добавить, что я ничего не видела.
