Сгоряча я добежал почти до середины мостика. Дальше путь преграждал огонь.
Как ни странно, Люська без нытья и криков последовала за мной. Овид остался на краю площадки, и почти сразу в воздухе замелькала его шпага он отбивался от стражников, пользуясь тем, что больше, чем один из них, на тропе не умещался.
Я понимал, что долго так продолжаться не может. Как бы успешно Овид ни держал оборону, рано или поздно его силы иссякнут. К тому же, следовало опасаться нападения сверху.
- Дальше мне не пройти! - крикнул я Овиду, чувствуя, что остатки рубашки на мне вот-вот загорятся.
Вниз я старался не смотреть.
- Хоть какое-нибудь колдовство, - продолжал я взывать к Овиду. - Ты же можешь!
Получив на минуту короткую передышку, Овид обернулся, и я увидел, как смертельно побледнело его лицо.
- Больше не могу! - крикнул он и яростно рубанул по мелькнувшему из-за поворота древку копья. - Я ведь не Дер-Видд, я всего лишь послушник.
Дракон пронесся над мостиком настолько низко, что я невольно присел, схватившись руками за бревна.
- Тогда конец, - прошептал я Люське, также вставшей на колени и вцепившейся в мое плечо. - Тогда только вниз.
Вниз!
Я не мог отделаться от этой мысли.
А если...
- Овид! - снова закричал я, вглядываясь в глубину пропасти. Кружилась голова. - Это ведь мир сновидений. Ты когда-нибудь падал во сне? Ведь падал, да. И никогда не долетал до дна. Падение тоже что-то вроде сна. Прыгаем?
Пламя подобралось совсем близко, и я почувствовал, как затрещали волосы на затылке.
- Прыгаем! - уже увереннее закричал я и толкнул с бревен Люську.
Последнее, что я услышал, был страшный то ли мой собственный, то ли Люськин крик, и каменный провал дохнул в лицо могильным холодом.
Небо было серым, низким, полностью затянутым облаками. Привычное небо мира, где сбываются сны.
Мы все, включая Хому, лежали в пологой ложбинке, с края которой, я знал, открывается бесконечная степь с редкими каменными валунами, принесенными сюда когда-то доисторическим ледником.
Я очнулся первым. Очнулся и не сразу понял - сон это или явь - здесь невозможно было отличить одно от другого.
Рядом задвигалась Людмила. Она тихо застонала, и я взял ее за руку. Хома брыкнулся и подскочил, как чертик. И только Овид продолжал лежать ничком, не подавая признаков жизни.
Подойдя к нему, я с трудом разжал его пальцы, продолжавшие сжимать рукоять шпаги, но, видимо, именно это привело Овида в себя. Он грубо оттолкнул меня, еще не поняв, что происходит, но в следующий миг успокоенно вздохнул и виновато улыбнулся.
- С освобождением, господа, - приветствовал я друзей и с удовольствием вдохнул сырой теплый воздух. - Как ни странно, но уцелели.
- А если бы разбились? - брюзгливо возразил Хома. - Вам-то что, вы во сне, наверное, раз сто падали, а я и не спал никогда.
- Но ведь получилось. Получилось или нет? Если бы не прыгнули, топил бы сейчас тобой Гамсилг свой дворец. Кстати, он действительно пропал?
- Гамсилгу не сделалось ничего, - Овид с трудом поднялся на ноги. Только теперь я заметил на его плече засохшее пятно крови, а щека была рассечена острием копья. - Пропали его слуги, а он и теперь где-то здесь в этой изменившейся реальности. Не думаю, что он оставит нас в покое.
- Так что же делать? Выбираться к Коллектору? Как же тогда быть с зеркалом?
- Без зеркала возвращаться нельзя. Терпели до этого, потерпим еще.
- Мальчики, давайте пока никуда отсюда не пойдем. Попробуем заснуть, может быть кто-нибудь увидит во сне зеркало, - жалобно попросила Люська.
- Что значит попробуем? - удивился я. - Да я сейчас стоя усну, если только будет возможность не идти никуда хотя бы час.
- Остаемся, - решительно поддержал нас Овид. - Всем спать. Гамсилгу пока не до нас, ему надо восстановить нужную для него реальность, а для этого тоже требуется время.
Мы вновь повалились прямо на землю. Я отдал Овиду свой плащ, а мы с Люськой накрылись ее накидкой, и сразу же я как будто провалился в глубокий колодец, и падал, и падал в него, не в силах достичь дна.
Не знаю, сколько длился наш сон, но я пробудился, как от толчка, сразу, чувствуя себя совершенно бодрым и отдохнувшим. Людмила еще спала, я не стал ее тревожить и, встав, начал оглядываться по сторонам в надежде увидеть зеркало.
Зеркала, конечно, не было. Заодно отсутствовали Овид и Хома.
За те часы, что мы провели во сне, изменилось многое.
Во-первых, небо сияло первозданной чистотой. Ни малейшего следа туч, куда ни посмотри. Во-вторых, бесследно исчезла степь. Сейчас мы находились в поросшей травой ложбине, которую окружала просторная, как колоннада гигантского храма, дубовая роща.
С удовольствием прислушиваясь к радостному пению птиц, я выбрался из ложбины и замер. Прямая, словно прочерченная рукой опытного геометра, дорога устремлялась к циклопическому сооружению из желтого и голубоватого камня. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Грубо обтесанные глыбы в несколько человеческих ростов образовывали правильный круг, в центре которого возвышался прямоугольный камень. Рядом с ним я заметил крохотные фигурки Овида и Хомы.
- Это еще что такое? - невольно пробормотал я, оглядывая неведомую постройку.
Величественный вид на первый взгляд небрежно сложенных из песчаника плит вызывал трепет, и я вместо того, чтобы присоединиться к Овиду, робко остановился у более низких внешних камней сооружения, а потом медленно побрел обратно.
Людмила уже проснулась и теперь сидела на траве, протирая глаза. Она счастливо улыбалась.
- И кому же все это приснилось?
В который раз я убедился, какие непостижимые существа эти женщины. Казалось, что выпавшие на Люськину долю переживания должны изменить ее до неузнаваемости. Но вот надо же, по всему видно, что Людмила чувствует себя прекрасно. И даже кокетничает.
- Мне не приснилось ничего, - честно признался я. - А если и приснилось, то все равно я этого не помню.
- Мне, кажется, тоже ничего не снилось, - Люська собрала растрепавшиеся волосы в пучок на затылке. - Так хорошо?
- Замечательно. Но что же мы теперь будем делать? Неизвестно, удастся ли нам поспать в этом мире еще. Может быть, Гамсилг уже где-то рядом.
- Да? - боязливо поежилась Люська. - А деревья откуда?
- Это еще что! - не выдержал я. - Там, наверху, какие-то камни наворочены. Что-то вроде храма. Овид в нем, по-моему, молится, или жертвоприношение приносит, или просто сидит.
- Это Стоунхендж, Мастер Александр, - раздался звонкий голос Овида. Мне приснился Стоунхендж, и он тут очутился. Вы не представляете, как я счастлив!
- Стоунхендж?
- Ой, я знаю, что это такое, - Люська запрыгала, как девчонка. - Нам в училище на истории искусств о нем рассказывали. А ты разве не помнишь?
