Анна Рилей все еще стояла, безмолвно наблюдая, как машина, набирая скорость, наполовину, а затем на четверть сократила расстояние. Шеврон был все еще на расстоянии пятидесяти метров от разрушенной стены следующего полукруга, и не было ни малейшего шанса, что он успеет достичь убежища прежде, чем будет настигнут. Она воскликнула:
— Марк! Сзади!
Ее крик заставил Шеврона остановиться и оглянуться назад. Тень от машины стремительно надвигалась, словно собиралась проглотить его. И в тот момент, когда он бросился лицом вниз, стремительно пронеслась мимо. Проскочив на сотню метров дальше, машина затормозила и начала набирать высоту для нового разворота. В то же самое время Закайо свернул с своего собственного курса и бросился к Шеврону. Он лежал от глубоко вспоротой борозды на расстоянии не более нескольких сантиметров. Встав с двух сторон, вдвоем они приподняли безжизненное тело, и Закайо одним махом перебросил его через плечо. Сгибаясь под тяжестью, он тяжело побежал к нагромождению из булыжников.
Машина накренилась и начала широкий разворот. Но в объективе камеры не было ничего, кроме широкой панорамы пустой дикой местности.
Они перетащили его через остатки разрушенной стены и опустили на землю. Этот полукруг внутри сохранился лучше, чем первый. От разрушенных временем хижин, которые строились внутри полукруга, кое-где остались стены, доходящие порой высотой до плеча. Часть кровли одной из хижин все еще чудом держалась на пересохших балках, служа ненадежным убежищем.
Когда машина пронеслась почти прямо у них над головой, сквозь каждую щель струей забила пыль и Анна Рилей вдруг подумала, что она сменила перспективу быть разрезанной на две аккуратные половинки на перспективу оказаться здесь заживо погребенной.
Закайо стянул с Шеврона широкую рубашку, скрутил ее валиком и засунул ему под голову. Длинный лилово-синий рубец, поперек пересекающий его тело, был достаточно красноречив в сложившихся обстоятельствах.
Анна Рилей, опустившись на колени рядом с предполагаемым трупом, беззвучно плакала, и слезы оставляли дорожки на ее заляпанном грязью лице. Отчасти это была реакция на перенапряжение, отчасти — от общего беспокойства, что жестокость стала неотъемлемой частью их жизни. Скорее по профессиональной привычке, чем с какой-либо надеждой, она приложила ухо к груди Шеврона.
Она услышала вполне ясные, хотя и слабые удары. Для скоропостижно скончавшегося это было даже слишком хорошо. Это было так неожиданно, что происшедшее вслед за этим и вовсе выбило ее из колеи. Мягкие шелковистые волосы, щекочущие кожу Шеврона, и нежный цветочный аромат, присущий только женщинам, привели его в чувство.
Это было еще одно доказательство, если в нем еще была нужда, что Эрос — это жизнь. Его руки легли на плечи Анны Рилей, что окончательно лишило его душевного равновесия. Сомкнутые губы выдавили: «Паула», каждым звуком выражая удовлетворение, и он попытался опрокинуть ее в «постель».
Сиплый голос Закайо, говоривший: «Спокойно, босс. Не волнуйся», — нарушил будуарную атмосферу, и Шеврон приподнялся. Призыв вернуться получил подтверждение и со стороны неба, где машина уже набирала скорость для нового захода.
Высокий, переходящий в свист воющий звук готов был разорвать барабанные перепонки, когда она пролетела почти над самой крышей, часть которой, видимо, устав держаться, осела и провалилась, поддерживаемая лишь хрупкими перемычками деревянных стоек.
Шеврон потряс головой, стряхивая пыль с волос, а заодно проверяя, держится ли она еще на плечах. В этот момент раздался предостерегающий крик Анны, и он, собрав последние силы, кувыркнулся вперед, словно акробат на арене цирка, чуть не упав, так как выбирать место для мягкой посадки времени уже не было. Пролетев вперед, од больно ударился затылком о древнюю каменную кладку.
— Так больше не может продолжаться, — тихонько простонала Анна Рилей. — Если это повторится — крыша рухнет.
Шеврон с искаженным от боли лицом прислонился спиной к стене и осторожно подтянул ноги к себе. Поднявшись и расставив ноги, чтобы сохранять равновесие, он хрипло выдохнул:
— У нас нет выбора. Сейчас или потом, но этот ублюдок все равно сметет крышу. Насколько я помню карту, тут нет ни одного поселения в пределах четырех сотен километров.
Снаружи было тихо. Тишину нарушал только доносившийся со всех сторон скрип прогнувшихся балок. Анна Рилей, не выдержав, нервно спросила:
— Что он задумал? Почему он не делает новой попытки и не покончит с этим в конце концов?
«Это охотятся за мной, — думал Шеврон. — У нее должен быть шанс на спасение. Возможно, Закайо удастся отправить ее обратно. Теперь я точно знаю, что Вагенер говорил Кэссиди. От этого за версту воняет. Видимо, запахло жареным, если Вагенер, который знает меня достаточно давно, решился отдать распоряжение. И весьма паршиво, что Кэссиди все же решил выполнить его. Бог свидетель, я верил в систему, я безоговорочно выполнял все приказы, даже те, в которых не было никакого здравого смысла. Но больше этого не будет. Если ты дошел до этого, остается только лишь одно, что нельзя купить ни за какие деньги — возможность положиться на преданного тебе человека. Вопреки опыту. Вопреки Пауле. Если они доберутся до меня — жара кончится. Даже агент, у которого на глазах шоры, не будет продолжать искать то, что он уже нашел».
Вслух же он тоном, не терпящим возражений, приказал:
— Оставайтесь тут. Двигайтесь ночью и отдыхайте днем. Держите курс на юг, там вы встретите обжитые районы.
Он оторвал себя от стены, подобрал маску с поляризованным светофильтром и направился к выходу, в жару и нестерпимый свет, которые давили на его кожу, словно осязаемая тяжесть.
Анна Рилей бросилась следом за ним, крича.
— Нет, не делайте этого — интуитивно угадав, какие мысли засели у него в мозгу.
Но громадная лапа Закайо опустилась перед ней словно барьер. Он лишь проговорил:
— Не останавливайте его. Он знает, что делает.
Шеврон, не останавливаясь, отошел уже на двадцать метров. Они увидели, как он остановился и медленно огляделся вокруг, затем влез на насыпь булыжников рядом с полукругом и исчез, скрытый низким косяком проема.
Анна Рилей досчитала до десяти и не смогла вынести этого дольше. Быстро обучившись в мастерской бурной жизни, она остановилась прямо напротив руки Закайо так, как будто приняла ситуацию и смирилась. Почувствовав, что его хватка ослабла, она ударила его ногой по голени и вырвалась на свободу, словно борзая из какой-нибудь западни прежде чем Закайо успел двинуться, она уже находилась на расстоянии пяти метров открытого пространства.
