Снаружи затрубили рога. В залу ввалился воин из караульни. По лицу его текла кровь.
— Враги… там… — многоголосый вопль заглушил его слова.
— В такой час? — воскликнул Сибихо. — Они, должно быть, загнали коней, поспешая сюда, и убивали всякого, кто мог предупредить нас.
Вскочив со скамей, ратники устремились в караульню, где лежали кольчуги и оружие. В дверях образовался неожиданный затор. Послышалась брань, пошли в ход кулаки. Те дружинники, которые были вооружены — король всегда держал под рукой дюжину-другую воинов при оружии, — окружили Эрманариха и тех, кто находился рядом с ним.
А на дворе между тем кипела битва. Нападавшие медленно, но верно пробивали себе дорогу внутрь. Звенели клинки и топоры, погружались в плоть ножи и копья. В возникшей сутолоке мертвые падали не сразу, а раненые, рухнув навзничь, уже не поднимались.
Впереди всех бился молодой воин, меч которого сеял смерть.
— Водан с нами! — кричал он. — Водан! Водан! Хей!
Защитники дворца сгрудились у двери. Юноша налетел на них первым, а следом, круша направо и налево, подступили его сподвижники. Они прорвали строй оборонявшихся и ринулись в залу.
Королевские дружинники, не успевшие облачиться в доспехи, отхлынули назад. Нападавшие остановились.
— Подождем остальных, — раздался голос их предводителя.
Противники, тяжело дыша, глядели друг на друга, прислушиваясь к звукам сражения, которые доносились снаружи.
Эрманарих взобрался на трон и выглянул из-за шлемов своих воинов. Сумрак был ему не помеха: он узнал того, кто стоял у двери.
— Хатавульф Тарасмундссон, какое зло ты задумал? — спросил король.
Тойринг взмахнул окровавленным клинком.
— Мы пришли покончить с тобой, — бросил он.
— Берегись. Боги карают изменников.
— Верно, — вмешался в разговор Солберн. — Этой ночью, клятвопреступник, тебя заберет Водан, и ты о многом пожалеешь, увидев, какую обитель он тебе уготовил!
В залу ворвался во главе отряда ратников Лиудерис.
— Вперед! — рявкнул Хатавульф.
Эрманарих отдал приказ своим. Захваченные врасплох, его дружинники по большей части не успели ни надеть кольчуги со шлемами, ни взять щиты и копья. Однако у каждого из них был при себе нож. К тому же войско тойрингов состояло в основном из крестьян, которые могли позволить себе из доспехов разве что кожаный нагрудник да металлическую каску и которые шли сражаться лишь тогда, когда король объявлял всеобщий сбор. А дружинники Эрманариха были прежде всего воинами: они могли владеть кораблями или хозяйствами, но жизнь их была посвящена ратному труду.
Встав плечом к плечу, они закрылись столешницами; те, у кого были топоры, рубили колонны, раскалывали их на куски и подавали товарищам, которые размахивали ими, как дубинками. Годилось все — сорванные со стены оленьи рога, острый конец рога для питья, римский стеклянный кубок с отбитым верхом, выхваченная из пламени пылающая ветка. В рукопашной схватке, когда тебя со всех сторон стискивают друзья и враги, глаза заливает пот, а ноги скользят по мокрому от крови полу, от мечей и топоров толку мало; копья же могли пускать в ход только дружинники у трона: вспрыгивая на скамьи, они кололи тойрингов сверху вниз.
В зале бушевала слепая ярость, подобная ярости вырвавшегося на волю Волка. Хатавульф, Солберн и лучшие из их воинов шаг за шагом продвигались к трону, прокладывая дорогу остальным среди криков, стонов и скрежета стали о сталь. Но вот перед ними выросла преграда из щитов и копий. Эрманарих стоял на троне, чтобы все его видели, и потрясал пикой. Он то и дело поглядывал на сыновей Тарасмунда и криво улыбался, а те усмехались ему в ответ.
Строй королевских дружинников прорвал старый Лиудерис. Раненный в бедро и руку, он добрался-таки до скамьи и ударом топора раскроил череп Сибихо.
— Одной змеей меньше, — прошептал он, умирая.
Хатавульф и Солберн переступили через его тело. Эрманариха заслонил сын. Солберн зарубил паренька, а Хатавульф выбил из рук короля пику. Еще выпад — и правая рука Эрманариха безвольно повисла вдоль тела. Меч Солберна поразил короля в левую ногу. Братья занесли клинки для последнего удара. Их сподвижники сомкнули ряды, оберегая вождей от копий дружинников.
Эрманарих оскалил зубы.
И тут случилось нечто неожиданное.
Если бросить в пруд камень, по воде пойдут круги; подобно тому, как они распространяются, достигая самых берегов, по зале прокатилось изумление. Люди замерли и пооткрывали рты. В полумраке, который как будто стал с началом схватки гуще, над троном появился из воздуха диковинный скакун; металлические ребра его не обтягивала никакая кожа. На нем восседал высокий седобородый старик. Он кутался в плащ, лица его невозможно было разглядеть из-за низко надвинутой широкополой шляпы. В правой руке он сжимал копье. Наконечник оружия вдруг поймал блик пламени в очаге. Знамение? Предвестье бед?
Хатавульф и Солберн опустили мечи.
— Праотец, — выдохнул старший брат, нарушая мертвую тишину, — ты пришел помочь нам?
Скиталец воскликнул громовым, не по-человечески зычным голосом:
— Братья, примите то, что суждено, и вас не забудут. Эрманарих, твоя пора еще не приспела. Пошли людей, пускай они обойдут тойрингов сзади. И да будет с вами со всеми воля Вирд!
Он исчез.
Хатавульф и Солберн застыли как вкопанные, не веря собственным ушам.
Истекая кровью, Эрманарих прохрипел:
— Слышали? Кто может, живо в заднюю дверь! Внемлите слову Водана!
Первыми от изумления оправились королевские телохранители.
Издав боевой клич, они обрушились на врагов. Те отступили, и схватка закипела с новой силой. На полу, в луже крови под троном Эрманариха, распростерся мертвый Солберн.
Большинство тойрингов находилось во дворце, поэтому гройтунги, выбежав через заднюю дверь наружу, в два счета расправились с теми, кто оставался на дворе. Вскоре залитый лунным светом двор был как ковром устлан телами погибших.
Битва переместилась в караульню, где тойринги, едва отразив натиск спереди, вынуждены были тут же разворачиваться, чтобы не получить нож в спину. Зная, что смерть неизбежна, они сражались до последнего. Хатавульф окружил себя стеной из убитых недругов. Когда он наконец пал, тому смогла порадоваться лишь горстка уцелевших гройтунгов.
Короля же, наспех перевязав, на руках вынесли из залы, и он, впадая временами в беспамятство, навсегда покинул дворец, в котором с тех пор обитали одни только призраки.
Лори, Лори!
