Владимир Степанович отрицательно покачал головой. Сорвав длинную травинку, увенчанную маленьким зеленым цветком, он задумчиво распрямлял узенькие листочки.
- Я сбегаю туда, - в голосе Эдика звучало отчаяние. - Они, наверное, там.
Боровик удержал его за локоть:
- Надо беречь свои силы. Присядем. Там их нет.
Оба уселись на мягкий, источающий еще тепло песок.
- Посмотрите на это маленькое ботаническое чудо, - неожиданно заметил Боровик, протягивая Эдику травинку. - Она так приспособилась к суровому климату пустыни, что ей не страшны ни жара, ни холод. Летом, когда иссякнет почвенная влага, верхушка травинки отмирает, сокращая площадь испарения. Но вот выпали первые осенние дожди, и растение оживает вновь. Травинка наполняется соком, зеленеет. Приходит зима, холод убивает листья, но даже мертвые они не опадают. Узел кущения их защищен песком. И чудесная маленькая травка долгие месяцы доставляет корм скоту, зазимовавшему в пустыне. Не зря туркмены зовут илак "сеном на корню".
Эдик невольно улыбнулся. Ну кто еще, кроме его "патрона", способен на такое! Оставшись без воды и проводника в пустыне, спокойненько разглагольствовать о каком-то "сене на корню"...
- Да, это настоящее "сено на корню", - медленно протянул Владимир Степанович, и Эдик вдруг понял, что его руководитель думает совершенно о другом.
Красиков не ошибся. Рассказывая о замечательных свойствах песчаной осоки, Владимир Степанович в то же время напряженно размышлял. Таинственное исчезновение проводника вывело из оцепенения, вернуло прежнюю энергию. Сейчас он вспоминал, взвешивал, сопоставлял. Цепкая, натренированная память ученого-исследователя без труда воссоздавала перед ним всю цепь событий.
- Шкурки... Что он там говорил о погрузке шкурок?
- Это когда вы предложили мне вернуться, - напомнил Эдик. - Сказал, что в самолет погрузят шкурки каракуля, будет духота, вонь...
- А самолет взлетел сразу, как мы тронулись.
- Точно, - оживился Эдик. - Шкурки не грузились, он солгал.
- Он лгал с самого начала! Понимаете, лгал! Значит, история с аварией вертолета - тоже выдумка. Ему зачем-то надо было заманить нас в пески, и вот он...
Боровик взглянул на Эдика и тут же спохватился.
- Простите меня, - тихо проговорил он. - Я так обрадовался, что позабыл обо всем на свете. Она ведь у меня единственная...
Он помолчал с минуту, задумчиво следя за гаснущим на горизонте заревом.
- Скажите, - неожиданно спросил он. - Эдик - это действительно ваше имя?
Красиков замялся:
- Так зовут меня дома. Ну и вообще... знакомые девушки, приятели... А что, разве плохое имя?
- Отличное, - без улыбки ответил Боровик. - У меня был друг, большой ученый. Его звали Эдвард. Джордж Эдвард Эверетт. Но сейчас мне хотелось бы называть тебя твоим настоящим именем, - внезапно переходя на ты, заключил профессор.
- Настоящее мое имя - Вася, - не без смущения признался Красиков. Василий.
- Ну вот мы и познакомились, - Владимир Степанович положил руку на колено юноши. - А теперь поговорим как мужчина с мужчиной.
Красиков насторожился. За шутливым тоном чувствовалось что-то пугающее. Знакомый холодок вновь стеснил грудь.
- Так вот, - продолжал Владимир Степанович, не отнимая руки. - Должен прямо сказать: положение наше не из завидных. Выбраться отсюда будет нелегко. Надо возвращаться на колодец к чабанам.
- На колодец? - ахнул Красиков. - Пешком?
- Или мы за двое суток доберемся до колодца, или...
- Или?.. - похолодел Василий.
- Или нас спасет только чудо, - спокойно ответил Боровик. - Пошли.
- Как? Прямо сейчас? Но я... я не могу. После этой поездки я с трудом переставляю ноги. Они не слушаются.
- Надо заставить слушаться. Надо. Понимаешь? - Владимир Степанович легко поднялся, отряхнул песок. - Пошли, Вася.
Уже стемнело. Звезды, непривычно крупные и яркие, повисли над песками. Заметно похолодало, и Красиков зябко поеживался в своей тонкой шелковой маечке.
Костер прогорел, только пара головешек скупо освещала стоянку. Натянув рубашку, Василий принялся было собирать свое имущество.
- Придется все оставить, - заметил Боровик.
- Но это же "Киев", - возмутился Красиков, прижимая к себе новенький фотоаппарат. - Я отдал за него...
- Придется оставить, Вася, - мягко, но решительно повторил профессор. Заверни все в брезент, мы заберем потом. А сейчас - ничего лишнего. Только фляжку. Давай-ка ее сюда.
- Она... Она пуста, - густо покраснел Красиков.
- Ничего, - спокойно отозвался Владимир Степанович, пристегивая к поясу баклажку. - Она еще может пригодиться.
Они тронулись в обратный путь при свете звезд. Верблюжьи следы отчетливо читались на рыхлом песке. Владимир Степанович уверенно шел вперед. Красиков, проклиная все на свете и чертыхаясь вполголоса, ковылял за ним на непослушных полусогнутых ногах.
К полуночи следы исчезли. Владимир Степанович поднес к глазам циферблат ручных часов.
- Через сорок минут взойдет луна, - сказал он. - Пока можно передохнуть.
Красиков, ни слова не говоря, повалился на песок. Сон пришел мгновенно. Проснулся он скоро с недоумением и досадой, - Боровик осторожно потряхивал его за плечо.
- Как? Уже!..
- Надо идти, Вася. Пора.
Луна, большая, приплюснутая, цвета красной меди, повисла над горизонтом.
- Вот он, след. Смотри.
На освещенной луною поверхности плотных песков можно было различить скупо отпечатавшиеся следы.
- Пошли, Вася.
Красиков попытался встать, но тут же со стоном откинулся назад. Глухая, ноющая боль гнездилась в каждом суставе, в каждой мышце.
- Нельзя разве обождать утра?
- В жару мы недалеко уйдем. К тому же, если подует ветер...
Василий вздрогнул: "Если подует ветер..." Ему живо представились струйки песка, обегающие с барханов, заметающие след. Как слаба, однако, как ненадежна единственная ниточка, связывающая их с миром, с жизнью...
- Да, да, пошли, конечно, пошли!
Он поднимается с помощью Боровика, ноги его подкашиваются.
- Как деревянные, - жалуется он.
- Это пройдет, - успокаивает Владимир Степанович. - Пройдет.
И снова идут она за бесконечным, петляющим среди барханов следом. Широко расставляя тяжелые, будто свинцом налитые ноги, потеряв всякое представление о времени, Красиков тщетно борется со сном. Веки его смыкаются сами собой, он спотыкается, падает, поднимается вновь... Но вот, случайно оглянувшись, Василий замечает странные зеленые огоньки позади себя.
- Волки! - пугается он. - Владимир Степанович, волки!..
Боровик вглядывается в темноту. Парные зеленые огоньки замирают.
- Шакалы, - успокаивает он юношу и вдруг, резко взмахнув руками, громко кричит:
- Эге-ге-ей!
Зеленые огоньки исчезают.
