– Приказ высшего приоритета. Перезагрузка.
Снова молчок. «Так я ничего не добьюсь», – подумал пилот.
Он повернул руку, чтобы пальцы легли на панель тактильного управления.
Движение далось нелегко, но это была рассеянная боль от сильных ушибов, а не острая – в сломанных или смещенных костях. Он даже мог вполне сносно шевелить ногами. Сильная резь в груди намекала, что ребра не в порядке, но дышалось нормально. Если он отделался только парой сломанных ребер и отслоением сетчатки, ему крупно повезло.
– Ты всегда был везунчиком, – сказал он себе, нащупывая выступы на панели.
Все голосовые команды имели тактильные эквиваленты. Лишь бы только вспомнить правильные комбинации движений.
Он вспомнил. Указательный палец сюда, большой сюда. Теперь нажать еще раз.
Кораблик кашлянул. Там, где были темные пятна, загорелись красные надписи.
Жива старушка! Куэйхи нажал опять. Корабль вздрогнул и загудел, пытаясь перезагрузить систему. Снова мигнуло красное, и на этом все кончилось.
– Ну, давай же! – прошипел сквозь зубы Куэйхи.
Может, на третий раз повезет?
После третьего нажатия корабль задрожал, на дисплеях зажглись красные надписи, погасли. Появились опять. Ожили другие части пульта. «Дочь мусорщика» выходила из комы, проверяла свою работоспособность.
– Молодчина, – прошептал Куэйхи, чувствуя, как кораблик сжимается, меняет форму корпуса – может быть, непреднамеренно, просто рефлекторно возвращаясь к предустановленному профилю.
«Дочь мусорщика» накренилась на несколько градусов, и угол зрения Куэйхи сместился.
– Осторожней… – начал он.
Поздно. «Дочь» не удержалась на уступе и покатилась вниз. Там в сотне метров возникло дно Рифта – и стремительно понеслось навстречу.
Субъективное время растянуло падение до бесконечности.
Потом пилота бросило на пульт. Он не лишился чувств на этот раз, но было ощущение, что его схватило зубами какое-то чудовище и давай колотить оземь, норовя размозжить голову или сломать позвоночник.
Куэйхи застонал. Похоже, на этот раз ему досталось крепко. Грудь давило, словно на нее поставили наковальню. Должно быть, сломанные ребра проткнули мышечную ткань. Двигаться теперь будет чертовски больно – если только он вообще способен двигаться.
И все-таки он еще жив.
В этот раз «Дочь мусорщика» упала на правый борт. Он снова увидел мост – словно фотографию в туристической брошюре. Казалось, судьба специально демонстрирует ему находку во всей красе, напоминает, зачем он сюда прилетел.
На пульте осталось совсем мало красных огоньков. Куэйхи смотрел на отражение своего лица, висящее над фрагментами надписей: полнейшая растерянность и страх, глубокие тени на щеках и в глазницах. Когда-то он видел лик некой религиозной фигуры, проступивший на ткани для бальзамирования. Как скупой, в несколько штрихов, рисунок углем.
Это в крови разогревался индоктринационный вирус.
– Перезагрузка! – прошипел он.
Никакого ответа. Куэйхи протянул руку к тактильной панели, расположил как надо пальцы. Он нажимал снова и снова, понимая, что единственный способ оживить корабль – запуск полной диагностики состояния.
Пульт мигнул. Что-то еще исправно – а значит, есть шанс. Он повторял команды перезагрузки, пробуждая одну систему за другой. На восьмой или девятый раз ничего не удалось улучшить, и он решил прекратить попытки – не к чему истощать резервы корабля, да и опасно перезагружать системы, которые пока работают. Надо обойтись тем, что есть.
Закрыв левый глаз, он прочитал красные сообщения на пульте. Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять: «Дочь мусорщика» больше никуда не полетит. Важнейшие двигательные узлы разбиты выстрелами сторожевой пушки, второстепенные раздавлены при падении на планету и последовавшем кувыркании по склону Рифта. Его драгоценный кораблик необратимо разрушен. Даже если допустить, что системы саморемонта способны восстановить двигатели, на это нужны месяцы, которых у Куэйхи нет. Спасибо и на том, что «Дочь» спасла ему жизнь. В этом смысле она не подвела.
Он снова прочитал все надписи. Аварийный маяк исправен. Сигнал ограничен ледяными стенами, но ничто не мешает ему уходить вертикально вверх, в космос, – за исключением, конечно, газового гиганта, стараниями Куэйхи оказавшегося между «Дочерью мусорщика» и Морвенной. Скоро ли «Доминатрикс» выйдет из-за солнечной стороны Халдоры?
Куэйхи взглянул на один из работающих хронометров корабля. Морвенна появится из-за Халдоры через четыре часа.
Четыре часа. Ничего страшного. Столько он продержится. Едва «Доминатрикс» вынырнет из-за газового гиганта, она поймает сигнал бедствия и уже через час примчится на выручку. В другой ситуации Куэйхи ни за что не рискнул бы большим кораблем, не погнал его в опасную зону, но сейчас выбирать не приходится. Да и вряд ли следует бояться стражей: он уничтожил две пушки, а в третьей наверняка кончился заряд. Несомненно, робот добил бы пришельца, будь у него такая возможность.
Итак, через пять часов Куэйхи будет в безопасности. Конечно, лучше бы убраться отсюда сию же секунду, но в задержке никто, кроме него, не виноват. Не он ли уговорил Морвенну, чтобы провела без него шесть часов? А решение не вывешивать спутники-ретрансляторы – разве не глупость? К чему обманывать себя? Не столько о защите Морвенны он тогда думал, сколько о том, чтобы поскорее добраться до моста. Что ж, пора платить за непредусмотрительность.
Всего пять часов. Сущие пустяки.
В ту же секунду Куэйхи заметил новую красную надпись. Он моргнул и открыл оба глаза, надеясь, что это обман зрения. Но ошибки не было.
Поврежден корпус. Возможно, это лишь небольшая трещина. Ее в обычных условиях уже давно заделали бы автоматы, даже не сообщив об этом пилоту. Но очень уж крепко досталось кораблю, его штатные ремонтные системы вышли из строя. Давление воздуха на борту снижалось – настолько медленно, что пилот этого даже не замечал. «Дочь мусорщика» подкачивала дыхательную смесь из запасных емкостей, но долго это продолжаться не могло.
Куэйхи подсчитал: воздуха хватит на два часа.
Ему не дождаться помощи.
И что теперь делать? Удариться в панику? Сохранять мужество? А какая, собственно, разница? Куэйхи подумал над этим и решил, что разницу не мешало бы увидеть.
Одно дело, когда ты заперт в герметичном помещении с конечным запасом воздуха, который в процессе твоего дыхания замещается углекислым газом. И совсем другое – когда воздух утекает через трещину в корпусе и на скорость утечки ты повлиять никак не можешь. Даже если ухитришься за два часа сделать один-единственный вдох, на второй все равно не останется кислорода. Скоро придется глотать старый добрый вакуум – и тот факт, что некоторые платят за это деньги, не послужит тебе утешением.
Говорят, это больно, по крайней мере в первые секунды. Но Куэйхи не заметит, как задохнется, – он задолго до этого потеряет сознание. Может, и двух часов не протянет, перестанет дышать через полтора.
Но если держать себя в руках, не поддаваться страху, он, возможно, выгадает несколько минут – это зависит от того, что собой представляет утечка. Допустим, воздух теряется где-то в системе рециркуляции, – в этом случае совершенно точно можно выиграть время, если дышать пореже.
Поскольку он понятия не имеет о том, где находится трещина, паника ему невыгодна. Возможно, удастся растянуть два часа на три… а повезет, так три превратятся в четыре. Если же он готов к небольшому повреждению мозга, то, может быть, удастся продержаться и все пять часов.
Он просто обманывает себя. У него осталось два часа, самое большее два с половиной.
«Паникуй, сколько душе угодно, – сказал себе Куэйхи. – Это никак не изменит твоего положения».
Вирус уже не пробует на вкус его страх, а жрет в три горла. До сих пор этот вирус почти не подавал признаков жизни, и вот теперь почуял панику, и мигом окреп, и пытается подавить рациональное мышление носителя.
– Нет! – воскликнул Куэйхи. – Пошел прочь, ты мне сейчас не нужен.
А может, как раз нужен? Что толку в ясном сознании, если он ничем не сможет себе помочь? По крайней мере, вирус позволит умереть с ощущением того, что Куэйхи не одинок, что рядом есть нечто большее и оно неравнодушно к его судьбе и будет с ним до последнего вздоха.
Но вирусу нет дела до его чувств и желаний. Он просто заполнит носителя своей сущностью, нравится это тому или нет.
Вокруг не раздавалось ни звука – Куэйхи слышал только собственное дыхание да изредка стук льдинок, скатывающихся по следу лавины, вызванной кораблем, когда в падении он задел кромку обрыва. Помимо моста, смотреть было не на что. Но вдруг Куэйхи услышал доносящуюся откуда-то издали органную музыку. Поначалу она была тихой, но потом ее источник стал приближаться. Куэйхи понял: достигнув грозного крещендо, мелодия наполнит его душу радостью и ужасом.
