– Слушай, где тебя носило этим утром? – спрашивает Кристина, когда я вхожу.
Я щурюсь, глядя на классную доску в конце комнаты. Место рядом с моим именем пусто – мне пока не назначили противника.
– Задержалась, – отвечаю я.
Четыре стоит перед доской и пишет имя рядом с моим. «Ну пожалуйста, пусть это будет Питер, пожалуйста, пожалуйста…»
– Все в порядке, Трис? Выглядишь немного… – начинает Ал.
– Немного что?
Четыре отходит от доски. Рядом с моим именем стоит имя Молли. Не Питер, но тоже неплохо.
– Взвинченной, – отвечает Ал.
Моя схватка – последняя в списке, а значит, придется ждать три боя, прежде чем встретиться с Молли лицом к лицу. Бой Эдварда и Питера предпоследний – прекрасно. Эдвард единственный, кто может победить Питера. Кристина будет драться с Алом, а это значит, что Ал быстро проиграет, как проигрывал всю неделю.
– Полегче со мной, ладно? – просит Ал Кристину.
– Ничего не обещаю, – отвечает она.
Уилл и Майра – первая пара – стоят на арене друг против друга. Мгновение оба топчутся на месте, один выбрасывает руку вперед и сразу убирает, другой выкидывает ногу и промахивается. На противоположном конце комнаты Четыре стоит, прислонившись к стене, и зевает.
Я смотрю на доску и пытаюсь предсказать итог каждой схватки. Это не занимает много времени. Затем я грызу ногти и думаю о Молли. Кристина проиграла ей, а значит, Молли хороша. У нее тяжелая рука, но она почти не шевелит ногами. Если она не сможет меня ударить, не сможет и навредить.
Как и ожидалось, следующая схватка между Кристиной и Алом быстрая и безболезненная. Ал падает после нескольких хороших ударов в лицо и не встает, отчего Эрик качает головой.
Эдварду и Питеру требуется больше времени. Хотя они два лучших борца, разница между ними очевидна. Кулак Эдварда врезается в челюсть Питера, и я вспоминаю слова Уилла о том, что Эдвард учился борьбе с десяти лет. Это очевидно. Он быстрее и умнее, чем Питер.
К концу третьего боя мои ногти обкусаны до основания, и ужасно хочется есть. Я иду к арене, не глядя ни на кого и ни на что, кроме центра комнаты. Моя злость отчасти утихла, но возродить ее нетрудно. Надо только вспомнить, каким холодным был воздух и каким громким – смех. «Посмотрите на нее. Она совсем ребенок».
Молли стоит напротив меня.
– Мне показалось или у тебя родинка на левой ягодице? – ухмыляется она. – Боже, ты такая бледная, Сухарь.
Первый удар нанесет она. Как всегда.
Молли направляется ко мне и вкладывает в удар весь свой вес. Когда ее тело подается вперед, я ныряю и бью ее кулаком в живот, аккурат над пупком. Прежде чем она успевает меня схватить, я проскальзываю мимо нее, с поднятыми руками, готовая к следующей попытке.
Она больше не ухмыляется. Она бросается ко мне, как будто намеревается схватить, и я отпрыгиваю в сторону. В моей голове звучит голос Четыре, который говорит, что самое мощное оружие в моем распоряжении – локоть. Надо только найти способ его применить.
Следующий удар я блокирую предплечьем. Больно, но я едва это замечаю. Молли скрипит зубами и ревет от досады, больше похожая на зверя, чем на человека. Она неумело пытается пнуть меня в бок, я уклоняюсь и, пока она не восстановила равновесие, направляю локоть ей в лицо. Она откидывает голову назад как раз вовремя, и мой локоть задевает только подбородок.
Она бьет меня по ребрам, и я, шатаясь, отступаю в сторону, переводя дыхание. У нее есть уязвимое место, я это знаю. Я хотела ударить ее по лицу, но, возможно, это не слишком умно. Несколько секунд я наблюдаю за ней. Ее руки слишком высоко, они прикрывают нос и щеки, а живот и ребра – голые. У нас с Молли одинаковый недостаток в драке.
Наши глаза встречаются лишь на мгновение.
Я бью снизу, под пупок. Кулак погружается в плоть, заставив Молли сдавленно ахнуть, – ветерок касается моего уха. Пока она ловит ртом воздух, я делаю подсечку, и она рушится на пол, взметая пыль. Я замахиваюсь и со всей силы бью ее ногой по ребрам.
Мать и отец не одобрили бы избиения упавшего.
Плевать я хотела.
Молли сворачивается клубком, чтобы защитить бока, и я пинаю ее снова, на этот раз в живот. «Совсем ребенок». Я бью еще раз, в лицо. Кровь брызжет из носа и заливает лицо. «Посмотрите на нее». Еще удар, в грудь.
Я заношу ногу для нового удара, но Четыре хватает меня за плечи и с нечеловеческой силой оттаскивает прочь. Я дышу сквозь сжатые зубы, глядя на покрытое кровью лицо Молли, глубокого, насыщенного и в своем роде красивого цвета.
Она стонет, и я слушаю клокотание в ее горле, смотрю, как кровь стекает с ее губ.
– Ты выиграла, – бормочет Четыре. – Довольно.
Я вытираю пот со лба. Четыре смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в которых плещется тревога.
– Тебе лучше выйти, – говорит он. – Сходи прогуляйся.
– Со мной все хорошо. Все хорошо, – повторяю я уже для себя.
Я хотела бы сказать, что испытываю чувство вины.
Но не скажу.
День посещений. Я вспоминаю об этом, едва открыв глаза. Сердце подскакивает к горлу и падает, когда я вижу, как Молли хромает по спальне; между полосками пластыря на носу проглядывает лиловая кожа. Она уходит, и я оглядываюсь в поисках Питера и Дрю. Ни того ни другого нет в спальне, так что я быстро переодеваюсь. До тех пор, пока их нет рядом, мне наплевать, кто увидит меня в нижнем белье, теперь наплевать.
Все одеваются молча. Даже Кристина не улыбается. Мы знаем, что можем спуститься на дно Ямы, весь день вглядываться в лица, но так и не увидеть родного.
Я заправляю кровать, туго натягивая уголки, как учил отец. Когда я снимаю с подушки выпавший волос, входит Эрик.
– Внимание! – объявляет он, смахивая прядь темных волос с глаз. – Я хочу дать вам совет на сегодня. Если каким-то чудом ваши семьи придут навестить вас…
Он изучает наши лица и ухмыляется.
– …в чем я лично сомневаюсь, лучше не выказывать особой привязанности. Так будет проще для вас и для них. Кроме того, у нас принято крайне серьезно относиться к лозунгу «Фракция превыше крови». Привязанность к семье означает, что вы не вполне довольны своей фракцией, а это постыдно. Поняли?
Я поняла. Я услышала угрозу в резком голосе Эрика. Последняя часть его речи – единственная, которую он произнес всерьез: мы лихачи и должны поступать соответственно.
Эрик останавливает меня по дороге к двери.
– Возможно, я недооценил тебя, Сухарь, – замечает он. – Ты неплохо справилась вчера.
Я смотрю на него снизу вверх. Впервые после избиения Молли я чувствую укол вины.
Если Эрик считает, что я поступила правильно, значит, я ошиблась.
