— Тебе понадобится фотограф, — сказал Максимов, прерывая мысли Виктора.
— Что вы сказали?
— Витя, мы же все-таки в газете работаем. Нам нужны фотографии.
— Об этом уже позаботились.
— Кто? Константинов, что ли?
— Вы знаете Веронику Ивашеву?
— Которая в милиции на опознании работает?
— Она и с фотоаппаратом неплохо управляется.
— И при этом твоя бывшая.
Виктор промолчал.
Максимов вздохнул.
— Хорошо, можешь взять ее, если хочешь, — сказал он так, словно был руководителем экспедиции. — Когда вы планируете отправиться?
— Через несколько дней. Константинову нужно время подготовиться, собрать оборудование, запас продовольствия, организовать транспорт и все такое.
Максимов одобрительно кивнул и очень тихо добавил:
— Витя, как ты думаешь, что вы там найдете?
Виктор задумался на время, но произнес единственную фразу:
— Не знаю.
Максимов опять вздохнул:
— Видишь ли, во все это так трудно поверить…
— Вы это мне говорите? Да я сам до конца не могу поверить. Нам предоставили столько фактов, но все они порождают больше вопросов, чем ответов. Все так запутанно. — Он взял в руки копию снимка с инсталляцией. — Понятия не имею, что это, кем построено и для чего. Но оно существует в реальности: оно там, в лесу, как и прочие странные объекты. Их видели в Якутии, видели на Холат-Сяхыл. Они существуют.
Максимов молча посмотрел на него, а потом сделал то, чего Виктор никак не ожидал: встал и пожал ему руку:
— Удачи тебе, Витя.
* * *
В ту ночь Виктору не спалось. Часа два он вертелся в кровати и никак не мог устроиться удобно. У него было странное, неприятное чувство, что простыни превратились в погребальный саван и душат его. Он стянул их и лежал уже просто так, думая о предстоящих событиях. В первый раз, после того как дал свое согласие Константинову, он серьезно об этом задумался.
Действительно ли это его дело — идти в тот лес? Лежа в постели, окруженный непроницаемой тьмой, он спрашивал себя, насколько разумно следовать по стопам девяти людей, убитых неизвестной «непреодолимой» силой, как говорилось в отчете. Совсем не разумно, а глупо и самоубийственно. Глубокой ночью, когда страхи и проблемы не дают уснуть, черное всегда кажется еще чернее. Вот и Виктор ничего не мог поделать с внутренним голосом, который неотступно твердил: «Не делай этого! Не езди туда!»
В конце концов, каким образом это его касается? Неразрешенная загадка… девять погибших… неизвестная сила… прошло уже полвека. Полвека, господи! «Пусть все остается как есть, — говорил ему голос. — Не влезай в это дело!»
— А как же Ника? — спросил он темноту.
Уж она-то пойдет в любом случае, не важно, останется он или нет. Пойдет и обвинит его в трусости. А Максимову что он скажет? Ведь он только-только сумел добиться уважения от своего редактора — и что же, явиться в его кабинет и сказать, что передумал, что ошибся и все это надувательство? Максимов его тут же уволит и, возможно, пошлет вместо него Черевина.
— Пропади все пропадом! — пробормотал он и отвернулся к невидимой стене.
«Я должен выяснить, что случилось с этими людьми, — думал он. — Они не заслужили полувекового официального молчания и достойны лучшей эпитафии, чем случайные и бестолковые обсуждения на форумах в Интернете».
Наконец ему удалось заснуть. Но сон не стал спасением: ему снилось, что он пробирается по заснеженной равнине, голый и трясущийся от холода. Со странной, уродливой горы на горизонте на невероятной скорости спустился сильнейший шторм, и его накрыла снежная буря, ослепив миллионом острых, как иголки, кристаллов. Он бежал от чего-то, чего не мог видеть, но что вызывало у него тошнотворный ужас, заставлявший его нестись очертя голову. Он изо всех сил прорывался сквозь снег к полоске леса, маячившего в белой дали, но ноги во сне отказывались подчиняться. И вот уже он почти полз среди деревьев, пытаясь скрыться дальше в лес от чего-то, что его преследовало. В глубине леса он наткнулся на холмик, засыпанный снегом. Он почему-то уже знал, что под ним находится. Ломая ногти, он принялся разгребать его, окруженный воющей снежным бураном ночью. И когда закончил, он увидел, что это замерзшее тело Ники: рот ее был открыт в последнем крике отчаяния, но языка в нем не было.
Рассказывает доктор Басков
[5]
В начале нашей следующей беседы я сказал Стругацкому:
— Мне бы хотелось немного поговорить о группе Дятлова.
Он пересел с кровати в кресло, как делал всегда, как только я заходил в его палату.
— Почему нет? С этого все и началось.
— Мне интересно узнать, почему вас начала преследовать идея во что бы то ни стало найти настоящую причину их смерти.
— Я уже говорил вам. И вообще, почему люди хотят выяснить, как кто-то погиб? Почему милиция расследует убийство, например?
— Это работа, за которую им платят, — ответил я.
Стругацкий придвинулся ближе и посмотрел на меня недоуменным взглядом:
— Доктор, вы меня удивляете. Разве это единственная причина? Как насчет желания восстановить справедливость? Сохранить порядок и безопасность в обществе? Желания, чтобы преступник понес наказание за содеянное, чтобы такого большее не повторялось?
— Да, Виктор, вы правы, — сказал я, делая заметку в блокноте, — все это гораздо важнее месячного оклада милиционера. Да… вы правы.
Стругацкий молча смотрел на меня и вдруг улыбнулся.
— О, понял, — сказал он.
Я тоже ответил улыбкой:
— Что же вы поняли?
— Вы пытаетесь узнать что-то из моего прошлого — мотивы моего особого интереса к этому делу. Верно?
— Возможно, и так, — признался я.
— А с другой стороны, — продолжал он, поглядывая на мой блокнот, — вам интересно, верю ли я в то, что местность около Холат-Сяхыл действительно опасна для людей.
— Почему вы так думаете?
— Как только я заговорил об общественной безопасности, вы сделали пометку в своем блокноте. Доктор Басков, думаете, я фантазер? Думаете, я возомнил себя защитником человечества?
— А это не так?
Стругацкий усмехнулся:
— Нет. Я даже друзей своих защитить не смог. Как же я собираюсь защитить остальных?
