— А ты попробуй все ж таки.
— Попробую. — Симмонс прошелся по комнате, присел к столику. — Ты вот что, Савелий, садись-ка пиши, что делать будешь. Иди, чего стоишь?
Савелий сконфуженно поскреб затылок.
— Насчет грамоты… Того… Не обучен я…
— А, черт! Ладно, запоминай, коли так. Во-первых — оборона. Заприте все ворота, выставьте караулы. Все съестное — в один склад и под охрану. Возле колодцев — день и ночь стража пусть стоит. Кашеваров назначьте. Посчитайте, сколько вас человек, и съестное — по норме. Понятно?
— Куда понятнее.
— Людей на отряды разделите. Сотников назначьте, десятников. Порядок надо установить железный. А не то — крышка всем!
— Ну это еще бабка надвое…
— Какая там к дьяволу бабка?! Соображать надо, а не на бабку надеяться. Бабка! Пока я Тимур-султана разыщу, пока уговорю, пока он воинство свое соберет, пока к Хиве доберется, — сколько времени надо?
— Ну, неделя уйдет.
— «Неделя!» Месяц не хочешь?
— Месяц не выстоим.
— В том-то и дело. А выстоять надо. Нельзя иначе, понимаешь, Савелий?
— Понимать-то понимаю…
— И на том спасибо. Ну, пора мне.
Снаружи послышались голоса, шарканье босых ног, звон оружия. Симмонс усмехнулся, кивнул.
— Генералы твои идут голозадые. Ты с ними того, построже. Дисциплина в военном деле — главное. Будь здоров, Савелий.
— До скорого.
— А это уж как получится.
Уговорить Тимур-султана удалось неожиданно быстро. Хан-ишан, как выяснилось, незадолго до появления Симмонса отдал богу душу, подавившись сазаньей костью. У старейшин родов и племен загорелись глаза при известии о смерти Шергазыхана и захвате Хивы рабами. Тимурсултан, не медля, погнал глашатаев во все концы Приаралья, а сам с двумя тысячами всадников двинулся вверх по Амударье.
Раздобыв одежду купца средней руки, Симмонс прицепил к поясу саблю в серебряных ножнах — подарок аральского хана.
— Хорош, — одобрил Тимурсултан. — Усов и бороды не хватает, а так — вылитый совдагар.[13] В Хиву собрался?
— В Хиву.
— Коня возьми и охрану.
— Обойдусь, — отмахнулся Симмонс.
— Ограбят, — предостерег Тимур-султан. — Да еще убьют. Время теперь, сам знаешь, какое.
— Не убьют, — скажу, что я хана аральского друг. Кто в Приаралье Тимурсултана не знает?
— Меня знают, — ухмыльнулся хан. — Тебя не знают.
— Вот и хорошо, что не знают.
— Тебе виднее.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Возвращение из ада
С времятроном что-то случилось, и Симмонс, рассчитывавший попасть в ханский дворец, материализовался в зарослях джугары за городом, неподалеку от главных ворот.
— Этого еще не хватало, — бормотал он, раздвигая руками присыпанные пылью плоские, шуршащие листья. — Так и внутри стены очутишься, чего доброго. Неужели аккумулятор садится?
Он вышел из зарослей и остановился как вкопанный: городские ворота были раскрыты настежь.
— Ну, Савелий! — яростно забормотал Симмонс. — Ну, стратег! Охрану и ту не поставил!..
Однако охрана была. Из ворот, ковыряя пальцем в широко распахнутой пасти, вышел с секирой под мышкой… плешивый Сайд. Первым побуждением Симмонса было юркнуть обратно в джугару, но было уже поздно: Сайд вздрогнул, со стуком захлопнул пасть и обеими руками перехватил секиру. Нельзя было терять ни секунды.
— Где мой конь? — накинулся на стражника Симмонс. — Куда коня девал, признавайся?!
У Сайда опять отвалилась челюсть.
— К-коня?.. К-какого к-коня?..
— Я тебе покажу, какого коня, аламан![14] — еще громче заорал Симмонс. — Я тебе только что подержать его дал! На минутку по нужде отлучился и — на тебе! Где конь? Где мой конь, вор?!
— П-провалиться мне сквозь землю, таксыр, не видел я никакой лошади, — взмолился Сайд.
— Поговори мне! — Симмонс схватился за эфес сабли.
Сайд испуганно попятился, загораживаясь секирой. Симмонс шагнул следом, тщетно пытаясь выдернуть саблю из ножен: клинок заело.
— А ну, показывай, где ты его спрятал, проклятье твоему отцу!
— О, аллах! — засуетился Сайд, вбегая под своды ворот. Смотрите сами… Тут и мышь негде спрятать…
— Ну погоди мне! — продолжал бушевать Симмонс. — Я этого так не оставлю. До самого Шергазыхана дойду! Разбой среди бела дня!
— Нету Шергазыхана! — приободрился охранник.
— Что ты болтаешь? Как нет?
— А вот так и нет. — Стражник наглел на глазах. — Рабы прикончили. Своими глазами видел.
Сабля наконец поддалась, со звоном и скрежетом выскользнула из ножен.
— И ты с бунтовщиками заодно! — во весь голос заорал Симмонс, замахиваясь клинком. — Убью вероотступника!
Бросив секиру, Сайд юркнул в дверь, ведущую на винтовую лестницу.
— Бешеные, что ли? — приглушенно донеслось сквозь хриплое дыхание и топот. — Откуда только на мою голову взялись?
Симмонс с трудом втиснул саблю обратно в ножны, подошел к двери, крикнул, сложив ладони рупором:
— Спускайся, не трону!
— Врете.
— Не трону. Вспомнил — не тебе я коня оставлял. Тот нукер рыжий был.
— Правда?
— Правда, выходи.
Опасливо озираясь, Сайд выглянул из двери. Снммонс протянул ему секиру.
— Держи. Зря я погорячился.
— Сразу бы так, — Сайд осторожно взял секиру. Приосанился. — А то — «где конь, где конь»? Откуда я знаю, где ваш конь?
— Ладно, остынь. — Симмонс вынул из-за пазухи монету. Держи.
Стражник недоверчиво повертел монету, попробовал на зуб. Хмыкнул удовлетворенно.
— Расскажи все толком. Кто Шергазыхана убил?
— Сказал же, — рабы.
— А потом?
— Э, таксыр! Тут такое было! Город весь захватили проклятые. Нукеров перебили — тьму. Все мусульмане из города поудирали. Даже каландары кто куда смылись!
— И что?
— Что, что! Целую неделю Хиву грабили. А тем временем инаки[15] войско собрали. Ну и пошла тамаша![16] Кого на виселицу, кому голову с плеч. Десятка два, наверное, в живых осталось. В минарете сидят. Вторую неделю. Что пьют-едят один аллах знает.
— В каком минарете?
— Да в том, что у пятничной мечети. А вы-то сами кто будете? Откуда?
— Из Бухары.
— Купец, что ли?
— Вроде того.
— Может, от самого эмира? Инаки-то наши, говорят, гонцов в Бухару посылали за подмогой. Да вот — сами управились. А про коня забудьте, таксыр. Время, видите, какое: смутное время. Бродят по дорогам всякие. Постойте! Вы в Хиве раньше бывали? Вроде я вас видел где-то.
— Бывал-бывал, — Симмонс одернул халат и заторопился. Ну, пойду. Пора. А если коня моего увидишь, — не плошай. Я за наградой не постою.
